Безудержный ураган
Шрифт:
Стемнело, но они продолжали идти, потому что всем казалось опасным разбивать лагерь вблизи от Привола. Уже далеко за полночь остановились на ночлег. На Бойтина страшно было смотреть. Он молчал всю дорогу, осунулся и почти ничего не ел. Все давно уснули, а он все сидел и, не мигая, смотрел в костер. К нему подошел его собрат по науке, тронул за плечо:
— Да что с тобой происходит? Ты сам не свой. Заболел что ли?
— Заболел? — бросил на него полный возмущения взгляд Бойтин. — Заболел?! Нет, я не заболел! Я предал своих друзей! Предал тех, кто спасал меня не раз. Оставил их умирать в ловушке.
— Тихо,
— Выбор есть всегда, — отвернулся от него Бойтин. — Я выбрал быть подлой предательской тварью.
— Генерал дал нам четкие указания на этот счет. И как думаешь, что бы он с нами сделал, если бы Бруснир вернулся обратно живой и здоровенький? Станлон мужик крутой и на расправу скорый. Так что заканчивай тут плакать над своей совестью. Ты все правильно сделал и спас нам всем жизни.
— Иди ка ты спать, — печально отмахнулся от него Бойтин. — Противно видеть в тебе себя.
***
Голодные и измученные вальдары лежали прямо на деревянном полу, еще сохранившемся в разрушенной лаборатории. Бруснир смотрел вверх. С утра стояла пасмурная погода, и к полудню небо прорвалось буйными потоками дождя. Вода причудливыми струями стекала по прозрачному куполу, которому суждено было стать их гробницей.
Шаймор же смотрел на скелет на стене, а в голове его сквозили на редкость гадкие и траурные мысли. Несмотря на то, что он уже не первый год вел полную опасностей жизнь, к смерти оказался не готов. Ему хотелось ныть и жаловаться вслух. Но сдержанность Бруснира, который привык скрывать свои эмоции, останавливала его.
— Уж лучше бы меня сожрали те белобрысые богомолы, — все-таки не сдержался и заговорил Шаймор. — Это же невозможно подыхать вот так, бездарно, бесполезно, занудно.
— Как по мне, так нет особой разницы, как помирать, — отозвался Бруснир.
— Не знаю, мне все это кажется скучным. И главное, Брешь цела целехонька, вон, потрескивает себе и когда-нибудь освободится от этого барьера. Так что мы еще и не можем подохнуть с чувством выполненного долга.
Бруснир поморщился, но промолчал.
— Еще и собеседник мне достался, едва ли лучше того пришпиленного бедняги, — возмутился Шаймор, слегка приподнялся и одарил Бруснира гневным взглядом.
— Не знал, что бонусом к нашей незавидной участи мне досталась еще и обязанность развлекать тебя, — рассмеялся Бруснир.
— Поговори со мной, — попросил Шаймор. — А то я уже всерьез подумываю о том, чтобы сигануть в Брешь.
— Сомневаюсь, что это поможет тебе выжить.
— Я тоже, но это интереснее, чем просто напороться на меч. А расшибить себе голову об этот купол… Боюсь, сил не хватит.
— Если ты хочешь говорить о способах самоубийства, то я предпочитаю помолчать, — сказал Бруснир.
— Смотри-ка, льет, как из ведра, а у нас осталось меньше трети в бочке… — сменил тему Шаймор. — Скажи, о чем ты больше всего жалеешь?
Бруснир так долго молчал, что Шаймор уж подумал, что не дождется ответа и тяжело вздохнул.
— О том, что не поговорил с отцом перед его смертью, — неожиданно заговорил Бруснир. —
— Не думаю, что он в чем-либо винил тебя. У твоего отца был сын, которым можно только гордиться.
— У твоего отца тоже такой сын, но это не мешает ему ненавидеть тебя, — возразил Бруснир и усмехнулся.
Шаймор даже зарычал при мысли о своем батюшке.
— А я жалею, что не плюнул в лицо своему папашке, а только растерянно молчал, когда он отказывался от меня и изгонял из семьи.
— Это не то о чем стоит жалеть.
— Ладно, тогда я жалею, что перед смертью уже не повидаю ту девицу в Диллайне.
— Какую еще девицу?
— Блондиночку из таверны Белый кит. Конечно, куда тебе помнить! В те времена ты носился по Левии, как умалишенный садист, истребляя род несчастных фаурренов, — всплеснул руками Шаймор.
— Я бы не прочь продолжить. Напрасно ты остановил меня тогда, — с неожиданной злостью в голосе сказал Бруснир. — Была в моей жизни еще одна ошибка. Нужно было убить Кейлу, сразу, как только увидел ее.
— Э… да, Кейлу надо было убить, — согласился Шаймор.
***
Война с фаурренами была в самом разгаре. Противники все еще наступали, но войскам Шантаха уже имелось что им противопоставить. Вальдары захватили Кейлу в плен, это редкая удача и шанс вызнать планы врагов. Бруснир допрашивал ее несколько раз. Фаурренка так ничего и не сказала, а все потому, что он жалел ее. Вальдар входил в комнату и видел перед собой только девушку, но не врага. Удивительно стройную, с тонкой талией и аппетитными формами. С привлекательным лицом, большими темными глазами и тонким носом, светло-синими растрепанными волосами, едва достающими до плечей. Она казалась такой хрупкой и беззащитной, что Брусниру хотелось ее спасти, а не пытать. В глубине души, он желал, чтобы она сбежала. И, хоть и не делал этого намеренно, но в побеге фаурренки все же был отчасти виноват именно он.
— Эй, красавчик, — томным голоском проворковала Кейла. — Оставь уже все эти вопросы. Подойди поближе, поцелуй меня, приласкай. Давай забудем об этой войне хоть ненадолго.
Кейла надула губки и потянула их к Брусниру. Он улыбнулся, подошел к ней и погладил по гладкой, как шелк щеке.
— Милая, если ты сдашь своих, я развяжу тебя и, может быть, даже поцелую.
— Я очень хочу угодить тебе, — проворковала в ответ Кейла, но хитрость и насмешка блестели в уголках ее прекрасных глаз. — Но мне неизвестно ничего о том, что ты хочешь знать.
Он так и не смог мучить ее. И с ужасом думал о том, что если ничего не добьется, то девушку заберут туда, где она все расскажет помимо своей воли.
Кейла чувствовала его жалость, и это был ее единственный шанс. Во время следующего допроса по ее щеке скатилась слезинка. Она протянула к нему связанные в запястьях руки.
— Бруснир, умоляю тебя, посмотри, что эти негодяи-надзиратели сделали со мной.
Вальдар взглянул, запястья фаурренки были растерты до мяса. Он нахмурился, внимательно посмотрел на нее и чуть-чуть ослабил веревки.