Безумие толпы
Шрифт:
– Вероятно, он подрабатывал, – предположила доктор Хейг-Йерл. – Многие студенты находят работу в студенческом пабе или кафетерии. В библиотеках – возвращают прочитанные книги на стеллажи. Или что-то в этом роде. Давайте поищем еще.
Они не сразу догадались, в чем дело, наткнувшись на первые признаки присутствия невидимого существа, терпеливо ожидавшего в туннеле документов. Оно ждало, когда его найдут.
И они обнаружили его. Двенадцать минут спустя.
– Он таки подрабатывал, – бросила
– Фу, – поморщилась Рейн-Мари. – Ужасно.
Она предположила, что отвращение на лице Мирны вызвано тем же: неприятием экспериментов, которые проводятся на животных. Так оно и было.
Но нашлось и кое-что еще.
Доктор Хейг-Йерл взяла бумагу из рук Мирны, прочла и тоже помрачнела:
– О господи! Опять!
– Что там? – повернулся к ней Жан Ги.
Она протянула ему листок. Это была квитанция в получении лабораторных животных Мемориальным институтом Аллана в Макгилле.
Ее палец указал на имя в верхней части листка.
– Кто такой Юэн Камерон? – спросил Бовуар.
Имя показалось ему знакомым. Потом он вспомнил – Гамаш и Жильбер говорили об этом человеке.
– Постойте. – Рейн-Мари взяла бумагу, вчиталась. – Что же получается – Винсент работал с Юэном Камероном?
– Мы этого не знаем, – сказала Мирна. – Известно только, что он присматривал за животными, которых использовал Камерон.
– Кто он – этот Камерон? – повторил Бовуар, все больше волнуясь.
Доктор Хейг-Йерл к тому моменту куда-то исчезла, словно одного этого имени было достаточно, чтобы превратить библиотекаря в пепел.
Жан Ги уже начал думать, что его не подвела интуиция относительно этих громадных закрытых дверей.
Они предназначались отчасти для того, чтобы не впускать незваных гостей, но также и для того, чтобы что-то скрывать внутри.
Что-то или кого-то.
Через час появился хорошо знакомый Гамашу адвокат из службы бесплатной юридической помощи.
Десять минут спустя Симон Тардиф признался, что был участником заговора, реализованного в спортзале.
Парень настаивал на том, что они хотели лишь напугать профессора без причинения какого-либо иного ущерба.
Нет, он не подумал о сотнях других людей в зале.
Нет, его самого в зале не было. Отец настоял, чтобы он в это время находился с кем-нибудь из друзей.
Симона удивило, что его дядя признался. Насколько было известно Симону, дядя никак не был задействован.
Да, план состоял в том, что его отец отвлечет смотрителя, а Симон спрячет хлопушки и пистолет.
Да, пистолет был заряжен, но холостыми патронами. Разве нет?
Когда старший инспектор Гамаш показал видео, Симон Тардиф сломался.
–
Адвокат положил руку на его предплечье, чтобы тот замолчал.
– А вчерашний вечер? – спросил Гамаш, когда Симон пришел в себя.
– Я ничего не делал. Я даже не знал, что эта женщина-профессор здесь. И я понятия не имел, как она выглядит.
– Вы понятия не имели, как выглядит человек, которого преследует ваш отец? – Изабель явно недоумевала. – И не хотели знать, в чем причина? Мы можем проверить вашу историю в браузере.
– Нет, не надо. – Парень зарделся, и оба детектива и адвокат понимали причину его смущения. Он гуглил не только университетского профессора. – Ну хорошо, я смотрел записи ее выступлений. И понимал, почему отец хочет сделать то, что задумал. Но вчера я почти весь вечер провел в кухне, готовил подносы. Я не знал, что она тоже среди гостей.
– Ты вошел в зал, когда начался отсчет секунд до Нового года, верно? – высказал предположение Гамаш.
– Да.
– И что вы увидели? – спросила Изабель.
– Почти все вышли к костру.
– Ты не заметил, чтобы кто-нибудь направился в лес?
– Нет. Я не смотрел по сторонам. Хотел, чтобы все поскорее закончилось и я вернулся домой. Я только об отце и думал. О том, что с ним будет. И со мной тоже.
Старший инспектор Гамаш поднялся и сказал Лакост:
– Предъявляй ему обвинение.
– В чем? Пособничество в покушении на жизнь человека?
Гамаш посмотрел на испуганного парня. Его выбросил из гнезда одержимый отец. Чтобы птенец беспомощно приземлился прямо в руки Surete du Quebec.
– Причинение вреда.
Это было преступление малой тяжести. Если парень получит приговор, это не погубит его жизнь. Но при этом сохранялась возможность предъявить Симону Тардифу обвинение в более тяжком преступлении. Например, в убийстве.
Они допросили еще раз Альфонса Тардифа. Тот признал, что ему было известно об участии племянника, а себя он оговорил, чтобы защитить парня.
Взвесив возможности обвинения в препятствовании правосудию, Гамаш приказал отпустить Альфонса Тардифа.
Глава тридцать первая
– Юэн Камерон был психиатром, – сказала Мирна спокойным, ровным голосом. Как всегда, теплым. Чуть ли не музыкальным. – Он изучал человеческое поведение, но его специализацией была память. Он ездил в Нюрнберг для освидетельствования нациста Рудольфа Гесса. Диагноз «амнезия», который он поставил Гессу, позволил тому избежать петли.
– Гесс, по-моему, позже признал, что он симулировал амнезию, – заметила Рейн-Мари.
– Да. Камерон впоследствии разрабатывал теории общества, он разделял людей на две категории. На слабых и сильных.