Безумно холодный

Янцзен Тара

Боже, она была так красива. Даже изо всех сил стараясь помнить ее, об этом он забыл. Он смотрел на нее и не мог поверить, что прикасался к ней, целовал ее, занимался с ней любовью, что его тело было внутри нее. Он никогда не встречал никого, кто бы влиял на него как она. Она была совсем небольшого роста, но обладала над ним силой, обескураживающей и завораживающей его. Она сочилась энергией, которая зажигала ее изнутри. Она была жаром, светом, теплом и такой любовью, какой он не знал раньше — а ведь едва ли знал ее.

Он

снова оглядел галерею. Это была ее ночь. Место было заполнено ее картинами, большинство из них изображало Трэвиса, который был достаточно милым парнем, но Киду он нравился бы больше, если бы не висел повсюду голый, особенно перед девушкой, в которую он влюбился быстрее, чем обычно решал взять телефон при знакомстве.

Она извинилась перед толпой, и ушла прочь, пересекая галерею — одна — и он понял, что должен либо сделать своей ход, либо уйти. Компромиссов быть не могло.

Он, было, пошел за ней, но не успел сделать и нескольких шагов, как вновь попал в засаду женщины с шампанским.

— И снова привет, — сказала брюнетка: белые зубы и украшенное блестками платье. — Ты так и не сказал, как тебя зовут. Я Памела.

Она протянула руку, и Кид несколько секунд тупо смотрел на нее прежде, чем вмешалась привычка, и он все же пожал ее ладонь.

— Э-э-э… Я… э-э-э… — Уголком глаза он увидел подходившую Никки. — Я Кид, в смысле, Питер. — Его голос затих.

Он с такой силой смотрел на Никки, что она должна была почувствовать это, понять, что он здесь. В конце концов, она взглянула в его направлении, и тогда весь мир исчез. Больше ничего не существовало кроме них двоих: его, примерзшего к месту, и ее… мгновенно побледневшей и… разозлившейся?

Нехорошо. Он не был готов к злости, что с его стороны было величайшей глупостью. Стоило дать себе пинка. Конечно, она злилась. Он встал и бросил ее, и хотя он сказал, что уходит, и сказал, как много она значит для него, но все же не был уверен, что она тогда окончательно проснулась.

Судя по выражению ее лица сейчас, она тогда спала.

Он снова сделал шаг ей навстречу, но понял, что женщина в блестящем платье все еще держит его за руку.

Господи.

— Э-э-э, простите меня.

Он освободил руку и подошел к тому месту, где посредине зала стояла Никки. И обнаружил, что не знает, что сказать.

Ну, на самом деле это не было правдой. Он знал тысячи вещей, которые хотел сказать ей, миллионы тысяч, просто ни одна из них не приходила на ум.

— Привет. — Это было лучшим, что он придумал. Она ничего не ответила, и он постарался сильнее: — Мне какое-то время не было в городе.

— Знаю, — сказала она. Голос ее немного дрожал, а взгляд бы направлен куда-то за его спину. — Я… Я очень сожалею о твоем брате.

Он собирался проигнорировать это. Он не мог говорить о Джей Ти. Вообще, ни с кем. Он даже с Диланом не смог о нем поговорить.

— Я был в… э-э-э…

Южной Америке. — Проклятье, ему нужно было позвонить ей. Теперь он понимал, какую страшную ошибку совершил, когда не звонил ей, имея такую редкую возможность, ведь пару раз он был в Панаме. Он думал о том, чтобы позвонить ей. Просто ему казалось неправильным втягивать ее в то, что происходило. — Приказы пришли в ту ночь, когда мы… э-э-э… были вместе, и я подумал, что мы могли бы начать, ну, с того, на чем… э-э-э…

Она взглянула на него. Брови ее выгнулись, создавая странное выражение лица, наполовину смущенное, наполовину ему вообще не понятное, но оно определенно выглядело плохо.

— …остановились, — сбивчиво закончил он. Выражение ее лица немного изменилось, но именно с переменой он наконец понял его: опять злость. Он почувствовал себя так, словно песок утекает из-под ног, словно старая добрая волна засасывает его обратно в быстрину.

— Я имею в виду… — Боже, он такой тупой. Он все сказал неправильно.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказала он сквозь зубы. — Я точно знаю, что ты имеешь в виду.

Он поймал ее за руку, когда она отвернулась, чтобы уйти. Он не мог отпустить ее. Пока нет. Ведь его разрывало изнутри от одного взгляда на нее. Ведь она злилась на него.

— Никки, — сказал он. Голос его был хриплым, ладонь, сжимавшая ее руку, напряглась.

Ее кожа была мягкой.

— Нет, Кид. — Покраснев, она взглянула на него. — Ты не можешь просто прийти сюда и ожидать… — Она внезапно остановилась, цвет исчез с ее лица. Уязвимость проскользнула во взгляде. — Прости, мне очень жаль, но я не могу…

— Никки? — вмешался другой голос, и Кид поднял голову. Его челюсти мгновенно сжались.

Трэвис, голубоглазый светловолосый чудо-жеребец встал рядом с ней достаточно близко, чтобы обнять за талию. Кид почувствовал, как его и без того короткий поводок, стал еще короче.

— Кид. — Трэвис поприветствовал его кивком и легкой улыбкой, которая ни на секунду не ввела Кида в заблуждение, но он не мог позволить ситуации перерасти в потасовку. Пока у него были силы сдерживаться.

Конечно, он лучше всех знал значение этого «пока». В последнее время он был не в ладах с собой.

— Трэвис. — Он поздоровался в ответ, стараясь не думать обо всех тех часах, что мальчик-модель провел голым в мастерской Никки. Старался не думать о руке Трэвиса на ее талии или о том, что могло произойти между ними двумя, пока его не было.

Он не хотел причинять парню боль. Правда, не хотел. Никки точно возненавидит его, если он попортит ее ангелочка — и, несмотря на предостережение во взгляде Трэвиса, у Кида не было никаких сомнений в том, кто из них ляжет первым. Сегодня он мог просто подойти к парню и сказать: «Не лезь ко мне вечером. Ты слишком милый парень, чтобы оказаться посреди того, что я раздаю». Но он не сделал этого.