Безумный барон
Шрифт:
Четырнадцать дней, отпущенные мне Императорским Указом, пролетели как один. Это было время лихорадочной, почти безумной деятельности. Пока мои гонцы и «шептуны» Афанасия Петровича наводняли северные земли слухами о «проклятии Рокотовых», а мои немногочисленные союзники, скрепя сердце, стягивали к моему замку свои лучшие отряды, я и моя команда готовились к встрече. Не к войне, нет. К суду.
Замок Рокотовых не возводили новые баррикады (терять большую часть людей ради призрачной маловероятной победы, если действовать в лоб — я не хочу). Мы приводили в порядок каждый угол. Выметали дворы, чинили
И вот, на исходе четырнадцатого дня, прибыли «гости».
Звук горна, чистый и пронзительный, разорвал утреннюю тишину. На холме показался отряд. Он был небольшим, но от него веяло такой ледяной, неотвратимой силой, что даже самые закаленные ветераны Ратмира невольно поежились. Впереди, на вороных конях, ехали два всадника. Они были как день и ночь.
Один — в сверкающих, богато украшенных доспехах столичной знати, на его гербовой накидке красовался золотой грифон. Высокий, статный, с лицом римского патриция и холодными, умными глазами. Это был Императорский Легат, граф Илларион Голицын. Человек-система, человек-закон.
Второй был его полной противоположностью. Иссушенный, облаченный в простую черную рясу, без единого украшения. Он сидел на тощей, неказистой кобыле, но его прямая, как стрела, спина и взгляд, горящий из-под глубоких надбровных дуг, делали его фигуру доминирующей. Верховный Имперский Инквизитор Валериус. Скальпель в руке правосудия.
За ними, чеканя шаг, двигалась их охрана: закованные в золото гвардейцы Легата и безмолвные, облаченные в черную сталь, рыцари Инквизиции. Две силы, два подхода, две ветви имперской власти, прибывшие вершить мою судьбу.
Я встретил их у ворот замка. Без оружия, в простом, но чистом камзоле. Рядом со мной — мои союзники, изображающие из себя не армию, а группу поддержки.
— Граф Голицын, Ваше Преосвященство, — я склонил голову, соблюдая все формальности. — Добро пожаловать в мои скромные владения. Мы ждали вас. И готовы ответить на любые вопросы, дабы доказать свою невиновность и верность Императору.
Голицын смерил меня цепким, оценивающим взглядом. Он увидел лорда, который встречает представителей власти с подобающим уважением. В его глазах промелькнуло удивление.
Валериус же смотрел сквозь меня. Его взгляд был направлен не на мое лицо, а куда-то вглубь, в мою душу. Я почти физически ощутил, как его магическое зрение, острое и холодное, пытается пронзить мою сущность. На его шее, на тонкой серебряной цепочке, висел небольшой, тусклый кристалл. Зеркало Души. Легендарный артефакт Инквизиции, способный, по слухам, видеть ложь и тьму.
Я почувствовал, как Искра, висевшая на поясе в «тихом» режиме, едва заметно вибрирует, реагируя на это вторжение.
Я не знал, что именно увидел Инквизитор. Может, отголоски моей прошлой жизни, память о другом мире. Может, саму мою чужеродную
— Орловы уже ждут, — холодно произнес он, и его голос был похож на скрежет металла по стеклу. — Они представят свои доказательства.
— Не стоит спешить, — вмешался Легат Голицын, и его голос, в отличие от голоса Инквизитора, был голосом прагматика. — Барон, слухи, которые ходят по северным землям, весьма тревожны.
Я понял, о чем он. Наша «информационная кампания» сработала (до меня дошли слухи, которые леди Вероника, а с ней надо будет отдельно потолковать, распространяла). Легат, как человек государственный, боялся не столько моей «вины», сколько последствий. Полномасштабная война, которая, если верить слухам, могла превратить целую провинцию в проклятую пустыню, была для Империи куда большей угрозой, чем смерть одного барона.
Переговоры, или, вернее, допрос, состоялись в главном зале. Атмосфера была тяжелой. Валериус метал в меня обвинения, как камни. Голицын задавал каверзные, юридически выверенные вопросы. Я отвечал спокойно, логично, не срываясь, хотя внутри все кипело. Я представил им показания пленного ассасина, амулет, логические выкладки.
Валериус отметал все это, как мусор. Для него все было ясно. Я — еретик, и точка.
Но Голицын колебался. Он видел, что мои аргументы не лишены смысла. И он понимал, что отдать меня на растерзание Орловым — значит разжечь пожар, который потом придется тушить всей Империи. Он искал компромисс. Решение, которое позволило бы и «сохранить лицо» правосудию, и избежать большой крови.
— Я вижу, что стороны непримиримы, — наконец произнес он после нескольких часов споров. — Обычный суд здесь превратится в бесконечную тяжбу. Поэтому, волею Императора и для скорейшего разрешения этого губительного конфликта, я предлагаю иной путь. Испытание Боем.
В зале повисла тишина.
— Не армий, — уточнил Легат, видя, как напряглись мои союзники. — Это было бы бессмысленной резней. А поединок элитных отрядов. Десять лучших воинов и все маги с каждой стороны. Это будет чистый суд, где не хитрость и не число, а истинная сила и воля Единого решат исход. Победитель будет признан правым. Проигравший — примет свою участь. Это позволит избежать большой войны и минимизировать кровопролитие.
Это был капкан. Искусно расставленный, юридически безупречный. Он ставил меня в заведомо проигрышное положение. У Орловых было больше магов, их воины были опытнее. Это было предложение, от которого я не мог отказаться. Отказ означал бы признание своей слабости и вины.
Я посмотрел на Валериуса. На его лице, похожем на посмертную маску, было выражение триумфа. Он был уверен, что я проиграю. Я перевел взгляд на Голицына. Прагматик смотрел на меня с холодным сочувствием, предлагая не шанс на спасение, а возможность быстрой смерти вместо долгой агонии на костре.
Капкан захлопнулся. Они оставили мне только один путь — принять их правила, их поле, их приговор.
— Место? — мой голос прозвучал на удивление ровно.
— Долина Пепла, — ответил Легат. — Нейтральная земля. Через три дня.