Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
Честно говоря, у нее было намного больше шансов сойти с ума.
Мне уже объяснили, что я отсутствовал, в общей сложности, часов пятнадцать. Но это не укладывалось в голове, потому что казалось, что в пещере я провел не менее двух суток.
Собственно, думать обо всех этих временных аномалиях совсем не хотелось. У нас впереди были вечер и ночь. И нужно было взять от них все, по полной программе. Потому что завтра может и не наступить.
Наконец, к нам подошла женщина средних лет очень миловидная и в таком же багряном фартуке, какими были скатерти
Лера изучила инструкцию и, нагнувшись ко мне через стол, прошептала:
– Но это же дорого.
– Не дороже жизни. – пожал я плечами.
Потом мы все так же молчали.
Я смотрел, как Лера ест, и чувствовал себя самым счастливым человеком. Я никогда об этом не задумывался: «Что значит эта девушка в моей судьбе?»
Раньше мне казалось, что сентиментальность – это неотъемлемое свойство женских любовных романов, в которых меняются декорации эпох да еще имена главных героев.
Вернувшись из глубин собственного сознания, я словно бы увидел мир заново, и он был другим, просто я этого не замечал. Мы всегда видим только то, что хотим.
Я словно бы заново увидел свой реальный мир, лишенный простых человеческих эмоций, ободранный, лишенный не только света, но даже и теней.
Оказалось, моей вселенной правили деньги и страх за жизнь. Чувственность как настоящая, так и фальшивая – она давно превратилась в хорошо раскрученный и продаваемый «бренд».
Истинная любовь – это то, чего стыдятся, что прячут глубоко в душе.
Я вдруг ясно осознал, что социальный рейтинг гораздо важнее для людей, чем сострадание, сочувствие, понимание, желание помочь ближнему.
Смешно сказать, но нашим парням в институте, легче сознаться в том, что они переспали со всеми своими знакомыми девчонками, чем в том, что они кого-то по-настоящему любят.
Они все друг друга обманывают, используют. А мы с Лерой выпали из какого-то другого отрезка времени. Мы пытаемся, пусть неуклюже, но заботится друг о друге.
Кажется, я все это время был глух и слеп. И мало чем отличался от остальных. Я бился с химерами собственного сознания, так и не написав ни одного рассказа, вместо того, чтобы сидеть с Лерой в забегаловках и поговорить о пустяках. О тех же вампасах, к примеру.
Просто вести беседу без всякой задней мысли, без желания затащить кого-то в койку или выставить себя в самом выгодном свете, бог мой, а это, оказывается – лучшее, что у меня было!
За эти пятнадцать часов, в течение которых писался роман, я стремительно повзрослел. Раньше я, конечно, знал, что никому нельзя доверять, а теперь словно попробовал на вкус жизнь во лжи, и понял, что высшая награда – знать, что не тебя не предадут!
Да, после всего, что случилось, я непременно помирюсь с Глебом, однако верить ему больше не смогу.
У меня остался единственный человек, которому я все еще не боюсь доверять. И это счастье. У других и этого нет!
Мир людей – это поиски кого-то в полном одиночестве и отчаянии. Кого-то, кто мог бы выслушать, не давая советов, не насмехаясь.
Мир людей – грызня одиночек. Это
И предательство – норма выживания, иначе – сожрут с потрохами, скинув на самое дно социальной лестницы.
Но я не просто не понимаю этого, я еще это и не принимаю.
Я догадываюсь, почему меня втянуло в волшебную пещеру, где я смог написать роман и вернуло назад. Этому миру не хватает доброты. Меня вернули для того, чтобы хоть кому-то стало чуточку теплее и светлее.
Там, в пещере, я честно пытался что-то сделать, но я – всего лишь Гера – странник, идущий по Млечному Пути. Думаю, ничего у меня не получилось, и никому я там не помог.
Но, главное, я точно знаю, за кем я сюда пришел. За человеком, который едва ли не зеркально отражает меня самого, но при этом он вовсе не моя вторая половина. Именно за это я и полюбил.
Вселенная, вмещающая в себя десятки параллельных миров, для меня замкнулась на Лере.
Может быть, она – лучшее, что можно придумать в этой жизни. И если я когда-нибудь все-таки напишу настоящий роман, пусть даже тот, который держал меня на привязи в призрачном мире волшебной пещеры, то, высшей наградой будет не восторг публики. Главным будет то, понравится ли вся эта «писанина» единственному и главному читателю в моей жизни.
Мне казалось, я строю карьеру, но это была иллюзия, самообман. Я долго не решался на близость с девушкой, боясь тем самым все испортить, а оказалось, что это – все равно. И истинная любовь она не стоит над миром наших желаний, она просто есть, и все.
– Гера, давай уйдем. Мне здесь неуютно.
– А легко! – я подозвал официантку, которая возилась у стойки.
Мне показалось, что она наблюдала за нами и даже украдкой утирала слезу. Возможно, она думала о любовнике или о муже, и мы ей напоминали какую-то ее личную романтическую историю, или просто казались идеальной парой.
Я понял, почему Валерии здесь плохо. Она чувствовала зависть. А я стал каким-то толстокожим.
Расплатившись, мы выскочили из ресторана и отправились к ближайшему киоску.
И, как на первом курсе, мы купили четыре банки джин-тоника, отправляясь просто бродить по улицам.
– Так ты помнишь? – Лера открыла банку и сделала первый глоток. – Я думала, ты обо всем позабыл.
– Ты о том вечере? – засмеялся я. – Как же, такое забудешь! У меня тогда в кармане осталась лишь десятка, а запасная банка с тоником лежала в пакете. Но в банке той оказалась дырка, и я остался без спиртного.
– Точно. – засмеялась Лера. – Мы тогда впервые взялись за руки.
Я покраснел:
– Вот только не надо думать, что у нас чувствуют что-то одни женщины, а у мужиков всегда одна проблема: с кем бы ночь провести.
– Сердишься? – Лера взъерошила мои волосы. – Ну, значит приходишь в себя. Слушай, а, может, махнем на Чертово колесо?
– Нет! – я даже испугался. – Лучше как-нибудь без всей этой чертовщины.
– Прости, я не подумала.
– Да это ты прости. Можно и на колесо. Это всего лишь аттракцион. Меня просто заносит.