Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
Мы, молча, выпили по три стопки. Я пытался разобраться в сложившейся ситуации, но ничего в моей голове не прояснялось.
Мы смотрели друг на друга: автор, инквизитор и сильно постаревший руководитель военных и силовых проектов Ордена.
Два придуманных мага и один настоящий писатель, который провалился в придуманный кем-то другим мир. Забавный расклад…
Может быть, настоящие писатели – это скрытые маги, которые сами об этом не догадываются? И тогда мы все тут в равных условиях.
Вот только никогда не думал, что когда волшебники собираются вместе, они сразу
Наконец, Николай Петрович отодвинул от себя пустую стопку:
– Я явился сюда, Лев Григорьевич, чтобы сообщить неприятное известие.
– Что, к нам едет ревизор? – усмехнулся инквизитор. – А мы ждем-с, волнуемся, можно сказать.
Я смотрел на осколок алмазного щита, лежавший посередине стола, возле бутылки, и думал, что вся эта возня с открытием магических порталов и завоеванием миров – лишь игры не повзрослевших волшебников.
– Собственно, зря вы иронизируете, Лев Григорьевич. – старый магистр лишь покачал головой. – Из вас, так сказать осколок зеркала тролля вытащили, и в вас книга больше не нуждается. Ни в вас лично, ни в душе Великого Инквизитора. Скажем так: Кай, который снова видит красоту мира, невыносимо скучен для Снежной Королевы. Вы, Лев Григорьевич, даже сможете воссоединиться в реальности с той, потерянной своей половиной души, которая известна в мире под именем Великого Инквизитора, если захотите, конечно. Книга вас спасла просто так, по доброте душевной. Но вы, по-прежнему, подмечаете во всех мирах одни лишь гадости, видимо, в силу неистребимой привычки.
– Стало быть, – глава Ордена криво усмехнулся, – книга сама не несет в себе осколка. Душевные и благородные порывы щиту неведомы. Значит, это был преднамеренный обман для таких вот неуемных господ, как я. Нас трое – и мы носители самого страшного проклятия собственной цивилизации. А этот «Некрономикон», вернее – хамелеон, он, на самом деле тот, кто противостоял Ра, тот, кто воспользовался когда-то порталом для переброски своей армии, превратившейся в демонов, расселившихся по всему свету.
– Может быть и так… – Николай Петрович равнодушно пожал плечами. – Какая теперь разница? Нам дали свободу выбора. Нас ни к чему не принуждают. Догадываетесь, почему?
– Потому что мы соединим щит, вдохнем в него жизнь, а потом сами же перебьем друг друга из-за права обладать им. – это сказал я, Герман.
Маги с удивлением посмотрели на меня.
– Мы же разумные люди. – Николай Петрович отчаянно потер переносицу. – Мы сможем договориться.
– Ничего подобного. – Лев Григорьевич стукнул кулаком по столу. – В каждом из нас была одна треть всей магической мощи, и каждый получил почти все, о чем желал. Ради полноты власти и силы, любой способен на убийство. Более того, мы не сможем отказаться от простого желания прикоснуться к чуду. Мы обречены. И, самое мерзкое, во всем этом, что, объединившись, мы могли бы править миром, но этого никогда не произойдет.
Я судорожно плеснул себе еще коньяку:
– Из меня осколок щита выпадет в тот момент, когда я в романе про вас обоих поставлю точку? А если я поставлю многоточие? Если осколок не выпадет из меня, то что?
Волшебники
Так я и думал. Это ничего не изменит.
Похоже, я умер ночью у себя на кухне. Меня не отправили в ад, а увлекли грязной работенкой по выдавливанию из себя куска алмазного щита, который не может уйти вместе со мной в загробный мир. Что ж, двум смертям, все едино, не бывать!
– А если я остановлю работу, господа всезнайки? Что тогда? Никто не сможет дописать этот дурацкий роман! Талантишку не хватит. Харизма либо есть, либо ее нет! – я выпил. – Я думал, что мне диктуют текст, мне казалось, что кто-то когда-то все это придумал, а я лишь воспользовался отмычкой, отворил волшебную дверь, подглядел все, и написал, но это не так, отнюдь! Это, оказывается, из меня выходил ваш дурацкий осколок. Но, если бы я обладал, скажем, тяготением к музыке, то пиликал бы сейчас на скрипке. А, самое главное: осколки в бездарей не вселяются! Вы же считаете меня вечным художником, который столетиями бродит по Италии. Как же это меня в Россию забросило?... Но даже если не думать об этих мелочах, все равно, ваш пасьянс не раскладывается. Мы все здесь одарены и могущественны. И только я не владею вашей хваленой магией. Вопрос в том, как же это я все смог описать, если никогда ничего не видел?
– А ведь ты знаешь все ответы. – Николай Петрович подмигнул мне. – Пока Данька бесится сейчас у нашей книги, пока Пашка чешет затылок, только у тебя одного, Герман, есть власть над изменчивой реальностью. Но если ты прекратишь работать, у тебя отнимут твой дар и отдадут его тому, кто окажется рядом. Ты пойми, что выдавить из тебя щит может любой человек, даже не маг. Сейчас ты еще жив, и у тебя есть шанс вернуться к своей Лере. И этот осколок щита – это твой пропускной билет в реальность. Оставь его нам и забирай роман.
– С чего это я должен верить двум прохвостам, которых сам же и выдумал?
– Не лги себе, Герман. Ты прекрасно помнишь о нашей первой встрече. – Николай Петрович тряхнул своей козлиной бородкой. – Выходит, не мог ты меня придумать здесь. Ведь иначе получается, что и я, с таким же успехом, мог придумать тебя, чтобы ты написал для нас роман и вернул нам осколок. Версия не хуже любой другой, что вертятся у тебя сейчас в голове.
– А какой вам резон возвращать меня домой? – в глубине души затеплилась надежда.
В конечном счете, я, действительно, видел Николая Петровича накануне всех этих событий. Но в моем романе он был без этой дурацкой козлиной бороды. Может быть, он такой же живой, как и я сам?
Кроме того, этот Петрович мне симпатичнее того, которого я нарисовал в книге.
А еще, когда у меня дико заболела голова, и я впал в забытье, переходящее в сон, ведь это именно Николай Петрович учил меня ходить по воде и вел на ту сторону, где ждала меня Лера.
– А, действительно. – гофмейстер смотрел на своего силовика с нескрываемым удивлением. – Я не узнаю тебя, Петрович. Зачем нам в реальности мальчишка, который угадал нашу подноготную? Он не маг, дотянуться до нас не может, но его пасквиль может натолкнуть на наш след ищеек. Зачем нам такой свидетель?