Безымянные боги
Шрифт:
— Ну, так что дальше-то было? — поторопил Твёрд — И к чему ты мне про обезьян этих рассказывал?
— А то, что похожи стали нищие на этих самых обезьян, лица у них мордами обратились и клыки стали больше волчьих. Даже ходили многие на четвереньках, будто позабыли, как ровно стоять. И опять, будто облако тёмное у каждого над головой крутилось.
— Как же вас не разорвали они, раз их целая площадь набралась?
— Так, хотели, — влез Некрас, — да, до выхода из нижнего города всего два шага оставалось, вот мы
— Кинулись, — с издёвкой повторил Велимир. — Кинуться-то мы кинулись, да недолго пробежали — перед воротами городскими ночью ни стражи, ни вообще единого человека, а только образины эти. Сотни их там, а может и тысяча целая… И не рычат, не дерутся. Стоят себе, будто охраняют вход, а базарных увидели, так всполошились — зарычали, захрипели и давай их молотить. Чем-то они им не по нраву пришлись.
— А вы, значит, в ворота прошмыгнули?
— Какой там! Едва успели в проулок свернуть. Через забор перемахнули, а там на нас собака кинулась. Ты помысли только во всём городе ни души, а тут собака на цепи беснуется целая-невредимая. Некраса цапнуть успела за руку, прежде чем он её саблей приголубил.
— Получается, до утра в чужом дворе пересидели. Или вас хозяева пустили в дом?
— Хотели мы в дом постучаться, да не вышло, не успели просто: образины за нами кинулись через забор. Они соображают хорошо, почти как…
— Обезьяны, — вставил Некрас.
—Некоторые здесь сидящие и язык свой подкладывающие, — ответил Велимир.
— Отбились-то вы как?
— А никак. Они собаку дохлую жрать начали, видно от запаха крови одурели сразу. А мы снова бежать кинулись.
— К воротам?
— К стене. К воротам не пробиться уже было. На стену забрались, думали так спустимся. А куда спускаться, если Некрас одноруким стал?
— Нормально бы я спустился, — набычился Некрас.
— Поговори мне ещё, — прикрикнул на него старший товарищ. — Это ж надо позорище — чтобы ратника из крепости пограничной собака за гузно тяпнула!
— Не за гузно, а за руку!
— Да хоть за уд твой дурной! Чуть головы не сложили! Думали, тут нам и конец пришёл, да видно боги ворожили — возле стены дерево разрослось, здоровенный ясень, раскидистый такой. Его бы срубить по уму, да хозяину, что в слободке дом поставил рядом со стеной, а за деревьями не следит, плетей всыпать, но тогда мы его готовы были расцеловать будто родного. Кинулись мы со стены вниз будто оголтелые, прямо в крону древесную.
— А эти ваши страхолюдины неужто за вами не бросились? — не поверил Твёрд.
— А вот тут, отче, самое интересное и начинается. — ответил Некрас. — Мы, когда приземлились, об ветки, конечно, ободрались, мало не расшиблись. Приготовились уже дальше от страхолюдин драпать, трое из них следом за нами сиганули. Одна неудачно приземлилась — шею себе свернула, а две других хоть об ветки зашиблись немного, да невредимыми приземлились, только поднялись они с земли уже не страхолюдинами, а
— Как так? — удивился Волхв. — Выходит, почудилось вам со страху?
— Так, да не так, — покачал головой Велимир.
— Ага, — поддержал его Некрас. — Поднимается, значит, этот нищий и говорит: «Вы чего это, мужички, ночью тут ходите? Дело лихое задумали?». А у самого ни клыков, ни облака чёрного над головой! Ну, я ему отвечать не стал, только по сопатке звезданул так, что он обратно на землю рухнул бездыханным, а второй быстро сообразил, что к чему и в темноту кинулся. Мы за ним кинулись следом, да он видно от страха сразу и околел.
— А вы сюда побежали?
— Нет, отче, — покачал головой Велимир. — Мы хоть испугались да решили к воротам вернуться, поглядеть.
— Поглядеть?
— Мы пока по городу бегали, углядели, что дома, да стены крепостные теперь в стольном Богораде не простые стоят, а колдовскими письменами меченные, — пояснил Некрас.
— И что там у ворот вы увидели? — преодолевая накатившую вдруг дурноту, спросил Твёрд.
— А то, что держит образин этих внутри стен неведомая сила, — глядя волхву в глаза, ответил Велимир. — Крепко держит, надёжнее всяких ворот и самих тварей из города не выпускает, и никому войти не даст. Потому и нараспашку всю ночь Нижний город стоит.
— Сучьи вымески! — выругался волхв и, поглядев на замерших подручных, пояснил: — Не вы. Вы, как раз добрую службу сослужили. Молодцы. Письмена не запомнили?
— Как это не запомнили? — засуетился Некрас. — Мы их даже записали. Знали ведь, что пригодится, даже если ты…
Велимир не выдержал — рыкнул и отвесил товарищу сочного пинка.
— Чего несёшь, остолбень[2]?! — рявкнул он.
Некрас видно, и сам понял свой промах, поэтому молча лишь поклонившись, вручил Твёрду свиток с тщательно вычерченными уже знакомыми угловатыми письменами.
— Мы хорошо разглядели, они в темноте зелёным огнём светятся, — пояснил Велимир, а Некрас согласно закивал.
— Не мнитесь вы, будто девки на смотринах, — не отрываясь от свитка, сказал им Твёрд. —Знаю, что не ждали уже. Я и сам думал, что уже не выберемся.
— С кем это, отче? — осторожно спросил Велимир.
— Государя из лап поганых вырвать удалось. Здесь он. Об этом с вами и поговорить хотел, да видите, как вышло.
— Прости, отче.
— Не за что мне вас прощать. Вы и сами ещё не поняли, что увидали. Все мудрецы Богорада проморгали, а вы разглядели. — волхв на мгновение замер, а затем грохнул со всей мочи кулаком по лавке, — Они же, скоты, весь Нижний город прокляли! Волшбой своей поганой будто незримой оградой обнесли и всех жителей на погибель обрекли. И эти, что за вами кинулись, не от страха околели, а оттого, что вместо живы у них в жилах теперь Пустота течёт.
— Как так? — выдавил Велимир.