Безымянные боги

Жеребилов Иван

Чеслав кивнул согласно и попросил:

— Государем меня пока не зови, а то мало ли кто услышит.

— И то верно, — согласился волхв.

Сам он тоже содрал потёртый плащ с неудачливого татя, да ещё забрал себе нож и мошну[2], в которой, впрочем, оказалось не так много денег. Конечно, засапожный нож — это не оружие, но тут не до жиру, тем более что посох пришлось оставить в сарае, хорошенько укрыв мусором. Конечно, чувствовал он себя так, будто лишился руки или ноги, но шататься по улицам с посохом —

это в всё равно, что самому добровольно пойти сдаться жрецам.

Решив проблему с одеждой и разжившись деньгами второго лиходея, они осторожно двинулись дальше, стараясь не выходить на широкие улицы и держаться в тени. Твёрд даже уже начал думать, что у них получится, не привлекая внимания пробраться к Радиславу, когда, не доходя нескольких домов до нужного, услышал гул голосов, крики, лязг оружия, а главное — запах. Пахло кровью, железом и конским потом, как обычно пахнет от воинского отряда.

Подворье воеводы оказалось ярко освещено, по нему туда-сюда сновали стражники, а посреди двора замерла фигура в чёрной рясе, с надвинутым на лицо капюшоном. Домашних Радислава согнали в кучу во дворе, бабы тихонько выли, но голосить никто не пытался, и понятно почему — на земле, рядом с толпой в тёмной луже неподвижно лежало женское тело. Сам воевода тоже был здесь — его прибили к воротам, а после вспороли живот, но он был ещё жив и мелко вздрагивал, никак не желая покидать землю.

— Никого нет! — громко доложил подскочивший к жрецу десятник стражи.

— Ищите дальше! — с сильным акцентом велел монах. — Они должны быть тут! Воевода людей изменника из палат вывел!

— Да, как же так-то, батюшка?! — не выдержав, завопила одна из баб. — Радислав Радимович Государю верно служил всегда!

Жрец в ответ только махнул рукой в сторону толпы, и десятник, подскочив к давешней бабе, с размаху, впечатал кулак ей в челюсть. Та рухнула как подкошенная.

— Ты, тетёшка[3], рот закрой! — рявкнул десятник. — А то так приложу, что уже не встанешь! Развели тут гнездо, расплодили изменников. Ничего, всех вас на чистую воду выведем. Всё расскажете!

Твёрд посмотрел на Государя. Чеслав наблюдал за происходящим с каменным лицом, лишь кулаки сжал так, что пальцы побелели.

— Уходить надо, Чеслав, — прошептал волхв. — Нечего нам тут больше ловить. Им не помочь.

Государь не сразу понял, о чём говорит спутник, но мгновением позже согласно кивнул и двинулся следом за Твёрдом в темноту.

— Выходит, не предал меня воевода, — проронил он, когда разорённое подворье осталось далеко позади.

— Верен был до самого конца, за то и смерть лютую принял, — подтвердил волхв.

— Я этого не забуду, — тихо произнёс Государь.

— Кого они искали? Неужели нас с тобой?

— А кого ещё?

— Радислав обещал вывести из детинца двоих моих людей. Может быть, их?

— Нам всё одно. Куда ни сунься — везде худо.

Твёрд

понял, что надо немного передохнуть, хоть несколько мгновений, иначе они оба сломаются будто сухие лучинки — хрясь! Останется только бросить в огонь. Он прислонился к стене и попытался собраться с мыслями. По улицам до дома Мала они не доберутся, если им вообще удастся пробраться из Верхнего города в Нижний. Кроме постоянных патрулей стражи, в тёмных переулках, если верить рассказам товарища таится кое-что пострашнее. В правдивости слухов, после увиденного в подземелье сомневаться не приходится, а вступать в бой с неизвестной тварью, будучи обессиленным, да ещё и без посоха — лучше себе сразу нож в сердце воткнуть, меньше будет мучений.

Мучила его и другая мысль: ждут ли их ещё в доме старого товарища? Да и жив ли он? Если верить покойному Завиду, то недолго осталось тем, кто не поддержал изменников. А что, если Мал убит или и того хуже: переметнулся на сторону сильного?

Беда в том, что пока сам не увидишь, не узнаешь.

— Думаю, надо уходить через гавань, — сказал он Государю, который всё это время бездумно пялился на стену.

— Берегом? — поднял бровь тот. — Я бы там в первую очередь засаду поставил.

— Нет. Вплавь.

— Вплавь? Года наши с тобой не те, чтобы в воде барахтаться.

— Положение у нас не то чтобы года считать. Иного пути нет. Либо плывём, либо уже к утру с нас кожу будут заживо сдирать. Не гневись, Гос… Чеслав, но мне жизнь твою сохранить надо, а не приличия блюсти.

Чеслав в ответ засопел недовольно, явно собираясь выплеснуть на упрямого волхва всё раздражение и страх, накопившиеся за прошедший день, но сдержался.

— Слаб я, — вместо ругани сказал он. — Боюсь, сам утону и тебя на дно утащу.

— Бревно найдём или обломок какой-нибудь, — отмахнулся Твёрд. — Я сам еле на ногах держусь, да выбора нет. Идём.

Они снова крались по переулкам, замирали в темноте, когда мимо проходили дозорные с факелами, перебегали по теням улицы и, когда добрались до берега, шатались от усталости будто пьяные.

— Сколько до рассвета? — тяжело опустившись на прибрежный песок, спросил Государь.

— Ещё часа три, — глянув на небо, ответил волхв. — Поспешим!

На самом деле, хоть и перечил Государю, но волхв и сам не был уверен, что сможет без дополнительной помощи переплыть гавань, поэтому всерьёз озаботился поисками бревна, держась за которое они смогут переправиться. Нормального бревна в темноте найти, конечно же, не удалось, пришлось насобирать всего, что нанесло море: какие-то обломки досок, кривоватые ветки деревьев, куски парусины, сломанные корзины, гниловатые обрывки верёвок и сетей. Они потратили около часа, чтобы увязать весь этот хлам в уродливый поплавок, способный с большим трудом, выдержать их обоих, но Твёрд не был уверен, что эта конструкция не развалится прямо посреди моря. Он утешал себя тем, что даже если поплавок рассыплется, то хотя бы часть пути они проделают, экономя силы.