Безжалостный
Шрифт:
Корни имени Клотильда – в древнегерманском слове, которое означает «прославившаяся в битве».
Кло обхватила Пенни, оторвала от пола, поцеловала два, три, четыре раза.
– Тыквочка, ты такая худенькая, ты не ешь, ты просто увянешь.
– Я ем хорошо и много, – заверила ее Пенни, дожидаясь, пока ее поставят на землю.
– Ты перестала есть мясо! – заявила Клотильда. – Девочка, ты стала щипать травку, как козочка!
– Нет, мама. Я бы никогда этого не сделала.
– Вегетарианство убивает, – предупредила Кло. – Жизненно необходимые органы сжимаются, мозг тупеет.
– Я ем много мяса, – успокаивала ее Пенни. – Я ем мясо при каждой возможности. Я жить не могу без мяса.
– Часто есть мясо недостаточно, если ты ешь его маленькими порциями. – Кло наконец-то поставила мою жену на ноги.
Иногда мне просто не верилось, что у Гримбальда и Клотильды могла появиться такая миниатюрная, изящная и застенчивая дочь. Две из трех свидетельствующих об этом улик (черные волосы, унаследованные от Клотильды, и синие глаза того же оттенка, что у Гримбальда) не убеждали. Спасала третья, неопровержимая: при всей своей миниатюрности твердостью характера и непреклонностью она не отличалась от Бумов.
Клотильда подошла ко мне, как валькирия, спустившаяся с небес к умирающему воину, чтобы забрать его душу, и я чуточку испугался, что сейчас она поднимет меня и усадит на сгиб руки.
Она поцеловала меня в щеку.
– От одного твоего вида у меня поднимается настроение, Гильдебранд.
– Со мной та же история, Нэнси.
– Ах да, да, я забыла… ты предпочитаешь Кабби.
– Раз уж это мое имя. Прекрасно выглядите, Клотильда.
– Каждый вечер, перед тем как лечь спать, я кладу под подушку маленький шелковый мешочек с листьями чабреца. И ты выглядишь таким подтянутым.
– В прошлом месяце я съел лучшую часть коровы, – ответил я, чтобы доставить ей удовольствие и избежать лекции.
– У коровы нет худшей части. Все они одинаково вкусны.
Отвернувшись от меня, она шагнула к Майло, сидящему на руке деда, двумя руками обхватила голову мальчика. Говоря с ним на кельтском между поцелуями, чмокнула в лоб, глаза, нос, щеки, уголки рта и подбородок. Я верю, что таким образом она благословляла внука.
Потом выхватила Лесси из объятий мальчика. Держа собаку в вытянутых руках, радостно смеясь, закружилась на месте, в развевающейся юбке.
Если бы я сделал что-то подобное, Лесси заскулила бы от страха или, оскалив зубы, зарычала, требуя, чтобы я прекратил это безобразие. В руках Клотильды она блаженно улыбалась, а хвост мотался из стороны в сторону.
Когда собаку поставили на пол, ее шатнуло, но Клотильда на головокружение не пожаловалась, тут же вернулась к дровяной плите, прежде чем у нее что-то могло подгореть.
– Вы остаетесь на обед, – объявил Гримбальд.
– Они уже пообедали, – откликнулась Кло, прежде чем кто-то из нас успел ответить. – Я видела это в листке базилика.
– Тогда вы расскажете нам о взрыве вашего дома, пока мы будем обедать, – нашел выход из положения Гримбальд. – Какой использовался метод, как выглядел дом, когда рушился, как разлетелись обломки.
– Они
– Вы и это увидели в листке базилика? – спросил я.
Пенни указала на каменный пол.
– Думаю, она скажет тебе, что об этом ей поведали капли дождя, упавшие с плаща Майло.
– Совершенно верно, дорогая, – Клотильда подняла деревянную лопатку, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Значит… ты наконец-то признаешь, что у меня есть пусть маленький, но дар провидицы.
– Что у тебя есть, мама, так это театральный дар. Тебе нравится быть загадочной и заботливой.
– Моя дочь – скептик. Но я тоже люблю тебя, дорогая.
Наконец-то опустив Майло на пол, Гримбальд встал на колено и, помогая ему снять желтый дождевик, спросил:
– За оружием? Но я думал, Каб, что ты против оружия.
– Я не против того, чтобы оно было у других, Грим. Что же касается меня… я испытывал к нему отвращение.
– А теперь?
– Я это отвращение преодолеваю.
Глава 38
Из гостиной бункера путь в арсенал лежал через прежнюю спальню Пенни. За пятнадцать лет, прошедшие со дня ее отъезда из дома, спальня ни на йоту не изменилась, осталась точно такой же, как в детстве Пенни, проведенном ею с родителями под землей в те дни, когда они спускались в бункер.
Отчасти из сентиментальных мотивов, они не расширили арсенал за счет спальни дочери. Они также надеялись, что мы с Пенни различим признаки надвигающегося Армагеддона и присоединимся к ним в этой цитадели выживания до того, как политикан, или безумный мулла, или рехнувшийся диктатор, или группа обозленных утопистов, или просто повседневная деятельность федеральной бюрократии уничтожит цивилизацию.
Я не исключаю возможности того, что придет день, когда мы спустимся с ними под землю. Но прежде чем поселиться в бункере, я настою на том, чтобы из комнаты Пенни убрали постер обнаженного по пояс Джона Бон Джови: не хочу, чтобы он напоминал ей, что она получила гораздо меньше, чем сулили ей девичьи грезы.
Арсенал находился рядом с еще одной большой комнатой их подземного комплекса. В нем собрано самое разное оружие, не говоря уже о боеприпасах. Защитникам Аламо хватило бы их на пять лет.
Разумеется, в прошлом, когда Пенни была Брунхильдой, она росла в окружении оружия. И хотя считалась с моим мнением и дома оружия не держала, дважды в год ездила с родителями в тир, чтобы не терять навыков меткой стрельбы.
Я бы предпочел остаться на кухне с Клотильдой и Майло. Но ради защиты моей семьи, если я, действительно, хотел перебороть отвращение к оружию, мне не оставалось ничего другого, как взглянуть на него, а вскорости, похоже, даже и коснуться.
Пенни и ее отец углубились в сугубо техническую дискуссию об оружии, которое подошло бы нам больше всего. Я пытался внимательно слушать их и набираться ума, но очень скоро вообще перестал что-либо понимать. Совсем как кельтские слова, которыми Клотильда благословляла нашего сына. И вскоре им удалось сделать то, чего я и представить себе не мог: оружие стало для меня менее пугающим, зато ужасно скучным.