Безжалостный
Шрифт:
Я вышел из арсенала в последнюю и самую большую комнату бункера. Здесь находилось доказательство (если бы я в нем нуждался), что Грим и Кло – не безумцы, что они ничем не отличаются от других эксцентричных людей.
Под выживанием они понимали не просто сохранение собственных жизней в случае глобальной катастрофы. Они надеялись сохранить и фундаментальные труды мысли и искусства, которые дал миру Запад, общество, исходящее из того, что каждый человек рождается с чувством собственного достоинства и дарованным Богом правом быть свободным, которое никто не может отрицать
Книги.
Классические произведения древнегреческой философии. Аристофан… Аристотель… Платон…
Пьесы Еврипида. Плутарх с жизнеописаниями легендарных и реальных греков и римлян. Геродот – с древней историей. Гиппократ – с медициной. Евклид и Архимед – с механикой и математикой.
Шедевры Средних веков: Данте… Чосер… Святой Фома Аквинский…
От Шекспира до «Жизни Джонсона» Босуэлла, от Диккенса до Достоевского [21] .
Двадцатый век, в течение которого напечатали больше книг, чем в любом другом, представляли не больше сотни томов. Конрад, соединивший столетия «Сердцем тьмы». Беллоу… Черчилль… Оруэлл… О’Коннор… Пастернак… Во…
21
Для нас Россия вроде бы не Запад, но из Америки виднее.
Они запасли по три экземпляра каждой книги. Два – в герметичной вакуумной упаковке, третий – только в суперобложке, для чтения.
Я склонен верить, что такие же библиотеки были и в других семейных бункерах, возможно, в некоторых хранились и коллекции репродукций произведений искусства, созданных до заката Запада. Когда искусство праздновало и отражало радость жизни, а не ее грехи и негативные стороны.
Иногда даже крайняя эксцентричность не есть что-то аномальное – просто необычное. Иногда это даже проявление мудрости. И все связанное с бункером Бумов, возможно, следовало воспринимать как благоразумие, а не навязчивую идею, и то, что могло выглядеть эгоистичным, на самом деле являло собой благородство.
Я вернулся в арсенал. Пенни и Гримбальд закрывали крышки двух металлических чемоданчиков размером с «дипломат», в которые уложили выбранные для нас оружие и боеприпасы.
Грим протянул мне один чемоданчик.
– Пенни научит тебя, как пользоваться предохранителем и стрелять. Если бы я верил в переселение душ, то сказал бы, что в прошлой жизни она была Энни Оукли [22] .
– Моя жена – восхитительная поклонница оружия.
Грим щелкнул большим и указательным пальцем.
22
Энни Оукли (1860–1926) – настоящее имя Фиби Энн Мозес, знаменитая американская снайперша, 17 лет выступала с цирковыми номерами.
– Вот и хорошо! И я купил все то, о чем просил Майло.
На мгновение я подумал, что наш мальчик тоже заказал себе оружие.
– Нет, нет, – покачал головой Гримбальд. – Месяц назад
– Но я всегда сам покупаю то, что ему нужно.
Грим отвернулся от нас и двинулся в глубь арсенала. Словно Тор, забывший, куда положил последнюю связку молний.
– Этого ты бы купить не смог. Они запрещены к продаже.
– Запрещены кем?
– Государством. – Он достал из шкафа маленький чемодан. – Чтобы их купить, надо иметь связи на черном рынке.
– Почему?
Вернувшись с чемоданом, Гримбальд улыбнулся и подмигнул мне и Пенни.
– Ну, скажем так… эти вещицы имеют… военное назначение.
Мы с Пенни переглянулись, обменявшись десятью тысячами слов тревоги.
– И что, интересно, задумал наш малыш? – задал Гримбальд риторический вопрос.
– Что-то очень отличное от устройства для межзвездной связи, – ответил я. – Это все, что нам известно.
– Придет день, когда он сделает что-то особенное, – предрек Гримбальд.
– Этого-то мы и боимся, – ответил я.
Глава 39
Когда мы вернулись на кухню, Майло сидел на высоком стуле, а Клотильда, по-прежнему занятая готовкой, знакомила его со сведениями о будущем, почерпнутыми из гущи выпитого утром кофе.
После того, как Грим рассказал мальчику о чемоданчике с запрещенной электроникой, Пенни выдала свой комментарий:
– Я удивлена, что ты втянул деда в противоправное деяние.
– Да перестань, Тыквочка, – отмахнулся Гримбальд. – Я всю жизнь незаконно покупаю оружие. А это не оружие. Всего лишь маленькое одолжение моему единственному внуку.
– Не такое уж это и преступление, мамуля, – на лице Майло читалось смущение. – А кроме того, я не собираюсь делать ничего плохого.
– А что ты собираешься делать?
– Эту клевую штуковину.
– Какую штуковину?
– Такую штуковину, которую нет возможности описать.
– Нет возможности или желания?
– Это штуковина, которую надо проверить экспериментально.
– И когда мы будем ее проверять?
Мальчик пожал плечами.
– Когда-нибудь.
Клотильда предложила оставить Майло в бункере.
– Ваш дом взорвали, вам понадобилось оружие. Конечно, не наше дело влезать в то, что происходит, но у вас определенно проблемы, а здесь он будет в большей безопасности.
– Разумеется, это наше дело, мама, – ответила Пенни. – Я вкратце все рассказала папе, пока мы собирали оружие. – Она повернулась ко мне. – Может, действительно, оставить Майло здесь?
Прежде чем я успел раскрыть рот, Майло ответил шепотом, который разнесся по гостиной, как крик:
– Если вы не возьмете меня с собой, вас обоих убьют.
Взгляд его синих, словно у матери, глаз пронзал насквозь. Сначала он посмотрел на меня, потом на Пенни.
– Я вам нужен, – добавил он. – Вы еще не знаете почему, но скоро поймете.
Вновь он повернулся ко мне. Личико оставалось детским, но глаза принадлежали взрослому, который заглянул в бездну и не боялся заглянуть туда вновь.