Библиосфера и инфосфера в культурном пространстве России. Профессионально-мировоззренческое пособие
Шрифт:
2.1. Понятие об интеллигенции
2.1.1. Лексикография русской интеллигенции. Лексикографический экскурс, посвященный слову «интеллигенция», естественно начать с истории его появления в русском языке, обзора значений этого слова и производных от него в различных контекстах. К счастью, эта кропотливая и трудоемкая работа уже выполнена несколькими авторитетными филологами, в числе которых академики Ю.С. Степанов и М.Л. Гаспаров. Ю.С. Степанов в своем фундаментальном лингво-культурологическом исследовании «Константы. Словарь русской культуры» посвятил концепту «Интеллигенция» довольно обширную статью [57] . Используя широкий круг философской, художественной, исторической литературы, он рассматривает дальнюю историю термина и концепта «интеллигенция», использование его в общественной жизни XIX и XX столетий, а также семантически связанные с ним концепты «мещанство», «диссиденты» и др. М.Л. Гаспаров посвятил свое эмоциональное по форме и глубокое по содержанию выступление актуальной историко-философской проблеме «Интеллигенция и революция» [58] . Он высказывает
57
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. – М., 1997. С. 610–633.
58
Гаспаров М.Л. Записки и выписки. – М., 2000. С. 84–112.
59
Шмидт С.О. Этапы «биографии» слова «интеллигенция» // Судьба российской интеллигенции: Материалы научной дискуссии. – СПб, 1996. С. 45–56.
60
Скляревская Г.Н. Еще раз о русском слове «интеллигенция» // Русистика и современность. Материалы VII международной конференции. Т. 1. – СПб, 2005. С. 39–47.
Начнем издалека, с самого начала. Об интеллигенции знали древние римляне. Боэций (480–524), известный как «последний римлянин», в своем предсмертном «Утешении философией» называет интеллигенцией (intelligentia) «божественный разум», «высший способ познания» [61] . К термину «интеллигенция» обращалась немецкая классическая философия (Ф. Шеллинг, Г. Гегель), в смысле «самосознание народа», «дух народа» использовали его и русские философы. В «Опыте философского словаря», составленного А.И. Галичем, среди 217 научных терминов есть «интеллигенция, разумный дух» [62] . Таким образом, вырисовывается первоначальное, ныне почти позабытое, философско-теологическое значение слова «интеллигенция» [63] .
61
Боэций. «Утешение Философией» и другие трактаты. – М., 1990. С. 282.
62
Галич А.И. Опыт философского словаря // Галич А.И. Опыт философских систем. Кн. 2. СПб, 1819. С.321.
63
Теологической «интеллигенции» можно уподобить понимание интеллигенции как «виртуальной референтной группы», то есть идеального эталона, с которым люди охотно самоидентифицируются (Кустарёв А. Нервные люди. Очерки об интеллигенции. – М. 1999. С. 240).
В пореформенной России понятие интеллигенции профанировалось и приобрело содержание, зафиксированное во 2-м издании «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля (1881): «Разумная, образованная, умственно развитая часть жителей». Поскольку обладающая стабильными социальными свойствами «часть жителей» есть социальная группа, определение В.И. Даля можно назвать социологическим. Эта трактовка с непринципиальными редакционными вариациями воспроизводилась другими дореволюционными словарями и энциклопедиями. Например: «Интеллигенция – слой общества, превосходящий другие умственной культурой» (Энциклопедический словарь: В 3 т. / Сост. М.М. Филиппов. – СПб, 1901); «интеллигент – более или менее образованный и умственно развитой человек; интеллигенция – умственно развитая часть общества или народа» (Энциклопедический словарь Ф. Павленкова. – СПб, 1905) и др. Обратим внимание на то, что здесь отсутствуют какие-либо профессиональные или сословные ограничения: подразумевается, что любой образованный дворянин, разночинец, священник, чиновник или земский служащий может именоваться интеллигентом. Не учитывается и моральное достоинство: бессовестный, но просвещенный деспот, карьерист или мошенник с университетским дипломом признавался интеллигентом. Так или иначе, но произошло «опредмечивание» бестелесного интеллигентского духа в виде вполне осязаемого и наблюдаемого социального явления, также именуемого «интеллигенция».
Одновременно стало формироваться еще одно понимание интеллигенции, которое впоследствии закрепилось за разночинной молодежью, руководствовавшейся позитивистской этикой «разумного эгоизма» и критически настроенной по отношению к самодержавно-православной российской империи. В кружках интеллигентов-разночинцев образовалась своеобразная субкультура, то есть система норм и ценностей, резко отличавшая её последователей от прочей, умеренно либеральной «образованной публики». И.А. Бунин следующим образом описывал субкультурную интеллигентскую среду своего времени: «Жили они, в общем, очень обособленно от прочих русских людей, даже как бы и за людей не считая всяких практических деятелей, купцов, землевладельцев, врачей и педагогов (чуждых политике), чиновников, духовных, военных и особенно полицейских и жандармов, малейшее общение с которыми считалось не только позорным, но даже преступным, и имели все свое, особое и непоколебимое: свои дела, свои интересы, свои события, своих знаменитостей, свою нравственность, свои любовные, семейные и дружеские обычаи и свое собственное отношение к России: отрицание её прошлого и настоящего и мечту о её будущем, веру в это будущее, за которое и нужно было бороться» [64] .
64
Бунин
Описание интеллигентских кружков конца XIX века, сделанное наблюдательным писателем, хорошо согласуется с характеристикой субкультурных сообществ, принятой в социологии. Отличительными признаками этих сообществ являются обособление и откровенная оппозиционность по отношению к культуре господствующего общества (истеблишмента); наличие собственных харизматических лидеров (пророков, вождей), своего языка (жаргона), стиля поведения, обрядов; разделяемые членами группы общие ценности, идеалы, жизненные цели; присутствие игровой компоненты, придающей эмоционально-эстетическую привлекательность субкультуре. Именно субкультурный образ жизни провоцировал С.Л. Франка, Ф.А. Слепуна, Н.А. Бердяева на сравнение субкультурной интеллигенции с религиозным орденом или со старообрядчеством, отличавшимся развитым этическим самоопределением. В зависимости от идейных ориентаций, различаются этико-политическая и этико-просветительная субкультуры.
Стало быть, в начале XX века обозначились две одновременно существовавших трактовки русской интеллигенции: социологическая и субкультурная (этико-политическая и этико-просветительная), что обусловило полисемию термина «интеллигенция», к сожалению, ни одним лексиконом того времени не зафиксированную.
В советские времена как социологические определения в духе В.И. Даля, так и субкультурные трактовки были отвергнуты, и общепринятой стала социально-экономическая трактовка: «Интеллигенция – социальная прослойка, состоящая из людей, профессионально занимающихся умственным трудом (ученые, инженеры, преподаватели, писатели, художники, врачи, агрономы, большая часть служащих)» [65] . Или: «Интеллигенция – общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры» [66] . Предполагалось, что эти люди являются специалистами в своем ремесле, владеют соответствующими знаниями, умениями, навыками и никакими особыми морально-этическими качествами от прочего советского народа не отличаются. Принадлежность к интеллигенции обусловливалась родом занятий работника. Если кого-то назначали на должность учителя, инженера, писателя, то этот человек автоматически становился интеллигентом; если его освобождали от занимаемой должности, он выбывал из рядов советской интеллигенции.
65
Большая советская энциклопедия: 2-е изд. Т. 18. 1953.
66
Большая советская энциклопедия: 3-е изд. Т. 10. 1972.
Главные отличия официального понимания советской интеллигенции от социологических трактовок в дореволюционное время заключались, во-первых, в том, что первая мыслится как совокупность профессионалов, выполняющих определенные трудовые функции, а вторая – как совокупность «разумных и образованных» людей, независимо от их профессиональной занятости; во-вторых, в акцентировании экономической специфики интеллигенции – работники не физического, а умственного труда. Поэтому советскую трактовку рабоче-крестьянской интеллигенции мы назвали социально-экономической.
Важно отметить, что социально-экономическая трактовка неправомерно отождествляет понятия «интеллигент» и «специалист». Специалист умственного труда – это человек, удовлетворяющий духовные потребности общества путем создания, хранения и распространения духовных продуктов, пользующихся общественным спросом. В общем случае специалист работает по найму, он выполняет в пределах своей компетенции любые заказы, за которые ему платят. Интеллигент же осуществляет не любую хороню оплаченную работу, а только ту, которая не противоречит его совести и убеждениям. Интеллигент, будучи образованным и творчески активным человеком, как правило, является специалистом; специалист же, в зависимости от этического самоопределения, может быть интеллигентом, а может быть интеллектуалом. Таким образом, объем понятия «специалист» включает в себя объем понятия «интеллигент».
В монолитном корпусе советских тружеников умственного труда можно распознать, по крайней мере, три субкультуры с разной этической ориентацией. Во-первых, кастовая субкультура партийной номенклатуры со своими этическими нормами, авторитетами, образом жизни [67] . Эта субкультура единственная в своем роде, она не дает оснований для обобщения, поэтому исключим её из рассмотрения. Во-вторых, этико-просветительная субкультура, сохранившая, несмотря ни на что, альтруистические традиции интеллигенции Серебряного века. В-третьих, в конце 60-х годов в недрах советской интеллигенции возникла диссидентская этико-политическая субкультура, оппозиционная могущественному тоталитаризму. Эта интеллигентская субкультура – близкий аналог разночинной этико-политической субкультуры, сложившейся в пореформенной России XIX века, но с иными идеалами и ценностными ориентациями.
67
Эта субкультура прекрасно представлена в книге: Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. – М.: Советская Россия, 1991. 624 с.
В постсоветское время интеллигентские субкультуры, исчерпав себя, самоликвидировались. Произошла дифференциация бывшей советской интеллигенции на две части: а) этически нейтральные специалисты, продолжающие, вопреки всему, заниматься своим привычным делом; б) рационалисты-прагматики, российские интеллектуалы, руководствующиеся нравственностью либерального предпринимательства в погоне за утилитарными ценностями и личным успехом. Кроме того, обнаружилась этико-культурологическая группа преимущественно гуманитарной элиты, активно исповедующая интеллектуальную свободу и высокие нравственные нормы – прежде всего, обостренную совестливость, – отвергающая мещанский эгоизм и утверждающая благоговейное отношение к национальной и общечеловеческой культуре.