Библиотека мировой литературы для детей, том 49
Шрифт:
— Ну и чудеса! — рассмеялся отец. — Теперь в нашей семье есть граф.
Мы погрузили свой скарб на телегу и в тот же день двинулись в путь через Тиссу.
НА ТИССЕ
Рассказать тебе про Рыжего кота? Да? Ну, слушай.
Итак, в прошлый раз я остановился на том, как мы переправлялись через Тиссу. Трудный это был путь, сынок. Много часов ехали мы вдоль берега в тщетной надежде найти мост, чтоб переправиться на ту сторону, в Бачку. Местами Тисса разлилась так широко, что нам приходилось огибать
— Вид тут, конечно, дивный, сказочный, волшебный, — с улыбкой проговорил отец, — но нам нужен мост.
Наша телега равномерно покачивалась, навевая на нас легкий сон. Временами мы просыпались и с удивлением замечали перед собой тот же самый пейзаж: слева по-прежнему катила свои волны синевато-зеленая Тисса, а справа тянулась безбрежная равнина, на которой, точно грибные шляпки, рдели красные кровли домов. Все это огромное пространство было безлюдно, и мы тщетно старались заглушить шутками и смехом щемящее чувство тоски и одиночества.
Только к полудню попался нам крестьянин с косой на плече.
— Скажи-ка, приятель, есть тут поблизости мост? — поздоровавшись, спросил отец.
Крестьянин окинул нас недоверчивым взглядом.
— Говорят, есть возле Канижы.
— Ух, брат, да ведь до Канижы целых сто километров!
— Говорят, что побольше будет, — не моргнув глазом заявил крестьянин.
Отец поблагодарил его, и мы снова тронулись в путь.
— Таких болванов следовало бы сдавать в музей, — сердито проворчал он, когда мы немножко отъехали. И, с минуту помолчав, добавил: — Черт меня побери, если нам не придется тащиться в Канижу!
— Как-нибудь доберемся, — сказала мать. — Мы уже привыкли.
— Да я не о вас пекусь, а о господине графе!
Словно поняв, что речь идет о нем, Рыжий кот мяукнул. Ах, какой у него был дивный голос! Как у львенка или тигренка.
Мы с восхищением посмотрели на нашего красавца. Он мяукнул еще раз.
— Спасибо, ваше сиятельство! — сказал отец, снимая шапку и сгибаясь перед ним в поклоне. — Спасибо.
— Есть хочется! — захныкал мой маленький брат Лазарь. — Дайте поесть.
— Поешь, когда придет время, — сказал отец.
— А когда придет время?
— Когда будет еда. А сейчас ложись и спи. Или полюбуйся рекой. Делай что хочешь, только не думай о еде. Тогда забудешь про голод.
— Пап, а ты здорово умеешь разговаривать с малышами, — заметил я.
— Начал учиться, когда ты появился на свет, — сказал он и легонько щелкнул меня по лбу. — А потом ежегодно расширял свои познания.
Я рассмеялся. Отец взглянул на меня и тоже засмеялся, но как-то невесело.
— Над чем смеешься, маленький мудрец?
— Правда, у нас чудная семья?
— И большая. И бедная. И упрямая, и неутомимая… Видишь, если постараться, то можно о ней кое-что порассказать.
Уже много лет подряд семья наша скиталась по Сербии, следуя какому-то странному плану, известному только отцу. Мы появлялись на свет во время
Переезды казались нам делом вполне естественным, и мы никогда не задавались вопросом, почему так должно быть. Тогда я впервые подумал об этом и сразу же ощутил во всем теле холодную дрожь.
Было около двух часов дня, когда мы увидели паром, привязанный к большому пню на берегу. Паромщик лежал на песке. Его лицо, руки и все большое и могучее тело были покрыты старыми газетами, которые качались на нем, точно на волнах.
— Из его носа так дует, что можно простудиться! — шепнул отец, склоняясь над ним. — К тому же он и рот закрыть забыл!
Мы засмеялись.
— Эй, сударь! — крикнул отец. — Сударь!
Но паромщик продолжал беззаботно храпеть, убаюканный ласковыми лучами солнца, пробивавшегося сквозь густой ивняк.
— Думаешь, он согласится перевезти нас бесплатно? — тихо спросил я.
— Может, у него доброе сердце, — ответил отец. — Сударь, сударь, проснитесь!
— А я и не сплю, — сумрачно буркнул паромщик и вынырнул из-под газет. — Чего вам? — увидев нагруженную телегу, на которой сидели мать, братья и сестры, он прибавил: — Три динара за телегу, по два за лошадей, по динару с каждого из вас, egy, ketto… kilenc, tiz… [1] Итого четырнадцать динаров!
1
Один, два… девять, десять… (венгр.)
— Немного, — усмехнулся отец. — При нынешней дороговизне просто даром! Я бы и двадцати не пожалел… — Тут он вздохнул, развел руками и, взглянув на небо, снова обратил свой взор на паромщика. — Но у меня, милостивый государь, и гроша ломаного нет. Ни гроша, ни крейцера, ни сольдо, ни марьяша. Ничего! — И для вящей убедительности отец вывернул все карманы. — Вы когда-нибудь видели карманы пустее моих?
Паромщик таращил на него свои большие глаза. Вдруг он заморгал и стал было снова устраиваться на песке, но отец так настойчиво тормошил его и уговаривал, что в конце концов он сдался. Сошлись на том, что вместо денег мы дадим ему кое-что из наших вещей.
Паромщик долго ходил вокруг телеги, рылся, высматривал, вынюхивал. Наконец пробурчал:
— Я беру два стул и котенок. Я люблю кошка.
Я задрожал. Отец тоже огорчился.
— Возьмите лучше еще один стул, — предложил он. — Рыжий кот — граф, а кроме того, у моих детей нет других игрушек. Послушайте, сударь, возьмите все четыре стула, только оставьте нам Рыжего кота. Мы все любим этого дурашку.
Но паромщик не склонен был торговаться. Он презрительно махнул рукой, улегся на песок и начал накрываться газетами.