Бич сновидений
Шрифт:
Один из курильщиков взглянул на него – излишне проницательно для наркомана, витающего в маковых грезах. Феликс отметил это.
Мастер приготовления чанду сидел в глубине зала, за ширмой, готовя таблетки опиума. Новые порции волшебного зелья. Он не обратил внимания на очередного гостя, выпаривая наркотик над лампой.
За большим залом тянулся коридор. В него выходили десять дверей, над каждой висел фонарик. Все были потушены кроме одного.
Сопровождающая привела дэймоса к самой последней комнате, открыла перед ним резную створку и с поклоном ушла.
Феликс шагнул внутрь. Густой, жаркий,
Стены здесь были покрыты украшенными традиционной резьбой панелями, на низком столике стоял поднос с изысканными приспособлениями для курения. В переливчатом свете виднелась низкая кушетка, прикрытая леопардовой шкурой. У стульев подлокотники красного дерева. Каждая деталь напоминала продолжение сновидения Киа. Однако вызванного не силой хариты, а магией морфина.
Но все это он разглядел позже.
…В реальности она оказалась еще красивее, чем на портрете.
Девушка сидела за столиком перед зеркалом. Неподвижная, завороженная своим отражением. Заключенное в раму, казалось, оно крепко держит ее, не давая даже шевельнуться.
– Янлин, – тихо произнес Феликс.
И звук его голоса разбудил ее. Она повернулась медленно, плавно. Распахнутый на груди халат из тончайшего шелка мягко зашелестел и потянулся за ней алым шлейфом, когда девушка поднялась. Она была ниже дэймоса на полторы головы, тонкая, изящная. Кроме банального сравнения с фарфоровой статуэткой ничего не приходило на ум. Казалось, белая кожа светится в полумраке, а полуприкрытые глаза все еще видят не эту реальность, нечто другое.
Холодная рука коснулась груди Феликса, мягко заставляя его опуститься на кушетку.
– Я видела тебя во сне, – произнесла она, проводя кончиками пальцев по лицу танатоса.
Ее голос не был мелодичным и чисто-звенящим, как у канонных бэйцзинских красавиц. В нем сквозь бархатную глубину звучала легкая надломленность.
Янлин села Феликсу на колени, потянулась и взяла фарфоровую трубку с нефритовой чашечкой, затянулась и наклонилась к его лицу. Прохладные губы плотно прижались к его губам, и глоток обжигающего дыма полился из ее рта в его рот. Мягко ударил в голову. Начал дурманить. Под руками дэймоса тело девушки стало вдруг горячим, словно жар его ладоней начал обволакивать ее.
– И что же тебе снилось? – Феликс с трудом перевел дыхание, когда она отстранилась.
Он не ждал ответа, просто хотел услышать вновь этот приглушенный, вкрадчивый голос.
Но курильщица промолчала. Скорее всего, не слышала вопроса, а начала уплывать в мир своего бога. Глаза подернул туман, почти равнодушие, и дэймос встряхнул ее слегка, возвращая обратно в реальность. Сжал тонкие плечи, бросил на леопардовое ложе. Заглянул в зрачки, не реагирующие на свет – там, в глубинах ее взгляда, за пустотой бился страх, затянутый наркотической дымкой, но готовый прорваться на поверхность. Далекий и притягательный.
Легкая ладонь снова коснулась его лица, скользнула на грудь и быстрые пальцы начали расстегивать рубашку.
Феликс, не мешая ей, потянулся и взял трубку, гладкий фарфор, разрисованный цветами и птицами, удобно лег в руку. Глотнул душного дыма и понял, что начинает растворяться. Мысли
Удовольствие и туман приближающегося глубокого погружения начали захлестывать и колоть все тело. Время больше не имело значения и приказ, раскрывающий мир снов, не понадобился.
Феликс открыл глаза. Вернее, он и не закрывал их – просто зрение прояснилось, словно морфин убрал пелену.
Янлин шла далеко впереди. Медлительно… Будто вслепую нащупывая путь на каменистой дороге, а шлейф ее одежд тянулся и тянулся за ней бесконечной лентой. Девушку вел за руку человек. Высокий, в зеленом костюме, отдаленно напоминающем одеяние бэйцзинского богатого вельможи прежних эпох. И этот весенний цвет издавал звуки гуциня. Мужчина оглянулся на дэймоса. Его лицо оказалось сморщенным, покрытым вертикальными складками.
«Морфин, – подумал Феликс. – Еще один бог снов… наркотических сновидений».
Он следовал за этой странной парой, не приближаясь, но и не выпуская из вида.
Танатос не заметил, когда мир вокруг начал меняться. Воздух и земля оказались сложены из осколков разноцветных камней. Те перемешивались и укладывались в фантасмагоричные картины, разбивающиеся а затем сливающиеся во все новые и новые образы. Два лица, смотрящие друг на друга, мужское и женское или… едва ли человеческие: наполовину звериные, со львиными носами и золотыми цепочками, исполосовавшими кожу. Нет, уже не лица, морды… драконов или древних рептилий…
Один из ликов повернулся к дэймосу и сплелся в очертания птичьих крыльев над ястребиным клювом и лисьими глазами. Фантасмагория вспыхнула.
Кристаллы наталкивались друг на друга, создавая музыку. Долгие тягучие ноты распускались травянисто-зелеными, салатно-прозрачными и опалово-туманными звуками. Мелодии, рождающиеся из них, рисовали алыми штрихами все новые и новые тропинки. Те вели в небо и под землю, где с шелестом свивались очередные безумно-прекрасные композиции.
Феликс смотрел себе под ноги и видел город. Крыши высотных зданий, торчащие острыми шипами из моря, образовали рисунок. Океаническая раковина, туго скрученная спираль, шепчущая волнами и песком.
Танатос пошел по ней, давно потеряв из виду Янлин. По ходу он отмечал пути, ведущие куда-то за грань сознания, за горизонт, но едва осознанно, почти машинально.
Один был особо уклончивым. Он выскальзывал из-под ног, пытался зарасти высокой колючей травой или утонуть в болоте, но в итоге разлетелся роем черных ос, закрутился в воронку, из которой звучал долгий тягучий гул.
Феликс шагнул в нее до того, как насекомые рассеялись в воздухе. Ощущение легкой дезориентации сменилось грозным ревом. На юного танатоса несся паровоз. У гигантской машины была шея лебедя, заканчивающаяся змеиной пастью, извергающей пламя, колеса сложены из закрученных в дуги костей. Суставчатое тело грохотало по шпалам, возникающим из пустоты.