Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Варшавский Сергей Петрович

Первым полз сержант Курочкин, за ним Васильков и Пряхин, в замыкании держался опытный служивый по фамилии Горн. Ночь была лунной, несколько раз, метров на семьсот левее, вспыхивали прожекторы и шарили хищными лучами по неровному полю. Пронесло. Разведчики миновали нейтральную полосу и оказались перед первой линией немецких окопов. Они определили это по голосам вражеских солдат, не громко переговаривавшихся между собой.

Основную группу, во главе с сержантом, Александр оставил чуть дальше от передней траншеи, сам же с лейтенантом приблизился к ней почти вплотную. Из окопчика,

расположенного метрах пятнадцати от них, торчали две винтовки, из глубины доносился приглушенный разговор.

– О чём они?
– шёпотом спросил командир.

– О бабах полячках, с которыми крутили шуры-муры, - ответил Пряхин.

– Рядовые?

– Похоже на то.

– Давай вправо.

Только они развернулись, как в небо взмыла осветительная ракета, офицеры затаились и лежали с минуту, пока яркая звёздочка крутилась в небе, спускалась на маленьком парашюте. Когда она погасла, они поползли вдоль окопов дальше и вскоре наткнулись на пулемётное гнездо, обустроенное в угловом окопном выступе. Оттуда тоже доносились низкие, бубнящие голоса.

– А эти обсуждают какого-то капитана, убывшего в штаб полка, - прошептал лейтенант.

Офицеры проползли ещё метров сорок. Тут Пряхин дёрнул командира за рукав и тихонько сказал:

– Предлагаю попробовать здесь.

– Почему?
– спросил Васильков и прислушался.

Чуть дальше первой линии окопов похоже располагался блиндаж или просто углубление, в котором сидели и переговаривались немцы.

– Вилли жалуется Манфреду на растёртую ногу, а Манфред хочет жрать. Он отправил Йохана за ужином, но тот почему-то не возвращается, задерживается, - перевёл лейтенант те фразы, которые долетели до его слуха.

– Что предлагаешь?

– Я могу прикинуться Йоханом и не громко позвать на помощь так, чтобы услышали только эти двое.

Пока они ползли вдоль немецких позиций Васильков несколько раз пожалел о том, что решил взять языка таким вот нестандартным способом. При подготовке операции он полагал, что в ночное время плотность живой силы в окопах будет пониже, а фрицев тут оказалось многовато. Наверное они догадывались о готовящемся наступлении советских войск и укрепляли оборону.

– Ну что командир?
– спросил Пряхин. – Я готов. Начинаем?

Васильков медлил. С одной стороны задумка была рискованной, опасной, с другой - приказ командования звучал лаконично – «без языка не возвращаться». К тому же, на войне зачастую происходят непредсказуемые и малообъяснимые вещи. Там, где вчера всё было просто и безопасно, сегодня гибнут люди. Так что поди-ка разберись, как оно будет лучше.

– Начинай, - приказал командир.

Лейтенант откатился немного в сторону, потянул к себе автомат, сложил ладони рупором и тихо позвал – «Манфред, Вилли». Звать пришлось трижды, прежде чем приглушённая болтовня двух немецких солдат оборвалась.

– Услышали, - прошептал Пряхин.

– Дай то бог, - сказал Александр. – Ждём.

Несколько секунд оба вслушивались в тишину, надеясь уловить шорох, издаваемый ползущем к ним фрицем. Однако вместо этого, на них обрушился шквал пулемётного и автоматного огня. В лейтенанта сразу

попали несколько пуль, он даже не вскрикнул, просто уронил голову на руки и затих. Васильков схватил его за ремень и потащил в сторону от немецких позиций.

Он волок лейтенанта подогнём вероятно с минуту, пока сам не почувствовал удар и обжигающую боль под правой лопаткой. Потом Александр около часа провалялся на нейтральной полосе, его правая рука не двигалась, по всему телу, разлилась слабость, сознание плавало. По бугристому полю шныряли прожекторные лучи, немцы изредка постреливали. Наверное он так и пролежал бы до рассвета в пятидесяти метрах от вражеских окопов. Утром немцы точно заметили бы его и расстреляли как деревянную игрушку в тире, но внезапно из темноты появился Курочкин с группой прикрытия.

– Нашёл!
– радостно прошептал он.

Лейтенант Пряхин был мертв, но разведчики всё равно тащили его к своим, как и Василькова, осторожно уложенного на плащ-палатку.

Через неделю к нему в прифронтовой госпиталь наведались два знакомых офицера из родного полка. Они сидели в палате и втихаря пили водку, принесенную с собой. Гости в подробностях рассказали Василькову как Курочкин с группой, под вражеским огнём, искал его на нейтральной полосе. Он тоже мог вернуться к своим, предположить что офицеры погибли, но сержант не вернулся, искал пока не нашёл.

Глава 9

Память у пожилого водителя была на удивление цепкой. Нужный переулок на восточной окраине Рязани он отыскал быстро, тормознул возле дома, на углу которого красовалась насквозь проржавевшие табличка с номером двадцать два и заявил:

– Здесь, вон и следы от наших колёс остались.

– Да, узнаю местечко, - сказал Васильков, распахнул дверцу и нехотя вылез наружу.

Почуяв чужих, во дворе залаяла собака, офицеры не уверенно топтались у машины.

– Если бы верил в Бога, то перекрестился бы, - произнёс Старцев и тяжело вздохнул.

– Да уж, неприятный, черт возьми, момент, - поддержал его товарищ.

– Ладно Саня, если случилась худое, то нам уже ничего не исправить. Идём.

Они подошли к калитке, Васильков постучал сначала робко, потом громче и настойчивее. После этого скрипнула дверь, послышались шаги, калитку открыла Анастасия - супруга Курочкина. Сегодня от её улыбчивости не осталось и следа - волосы были растрёпаны, глаза покраснели. Сначала взгляд женщины, наполненный страданием наткнулся на Старцева, которого она прежде не видела, потом уже Анастасия заметила Василькова и в один момент преобразилась.

– Это опять ты?
– она шагнула к нему.
– Что же ты наделал? Сначала ты ему жизнь спас, на себе раненого тащил. Теперь что? Куда подевал моего мужа?

– Тихо, - Иван преградил ей дорогу.
– Что стряслось, Анастасия?
– спросил Александр.

– Откуда вы только взялись?
– простонала она, замахнулась на него платком и вдруг стала заваливаться на распахнутую калитку.

Сыщики подхватили её под руки, усадили на лавку, сбоку от палисадника.

Васильков легонько похлопал женщину ладонью по щекам: