Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Но не это было головной болью Василькова. Изредка помимо прожекторов просыпались «мясорубки», или «пилы Гитлера», как наши солдаты называли немецкие единые пулеметы MG-42. Лучи скользили по полю под острым углом, заметить на нем распластавшихся и накрывшихся плащ-палатками можно было не всегда. И тогда пулеметчики лупили наудачу. Однажды, когда бойцы Василькова прокладывали проход в минном поле, удача едва не улыбнулась одному из немецких стрелков — плотная очередь легла между Курочкиным и Старцевым.
Сегодняшней ночью одновременно загоралось
И вот, когда до нейтральной полосы оставалось не более сотни метров, длинная пулеметная очередь впилась в землю рядом с бойцами.
Один из них вскрикнул.
— Сидоренко! — узнал по голосу командир. — Зацепило?
Внятного ответа не последовало. Лишь по интенсивной возне и приглушенному мычанию Васильков догадался, что товарищ ранен.
Ближе всех к Сидоренко оказался Старцев.
— Петро, куда тебя? — подполз он к бойцу. — Слышь, Петро…
Пуля попала в брюшную полость — давясь стоном и держась за правое подреберье, Сидоренко катался по земле.
Это было отвратительное ранение: опасное для жизни и очень болезненное. К тому же сопровождающееся большой кровопотерей. Требовалось быстрее тащить раненого в наше расположение.
Луч вылизывал изрытый грунт в опасной близости. Старцев навалился на Сидоренко и обхватил его руками.
— Тихо, Петро, тут же мины вокруг и прожектор шарит! Тихо…
Но удержать на месте великана не получалось. Сложившись пополам, уроженец Одессы крутанулся и сломал плечом торчащую из земли короткую веточку ивы. Напрасно Старцев пытался затащить его обратно в коридор — силы были не равны.
— Живо помогите ему! — приказал Васильков.
Два разведчика рванулись обратно, но доползти до раненого не успели. Внезапно там, откуда исходили шорохи и сдавленный стон, грохнул взрыв противопехотной мины.
Глава первая
Июнь-июль 1945 года.
Сформированный в Федерсдорфе эшелон неспешно катил на восток, подолгу простаивая на полустанках и пропуская поезда с техникой, заводским оборудованием, стройматериалами, лесом. Страна-победитель восстанавливалась после окончания тяжелейшей войны и остро во всем этом нуждалась.
Половина эшелона состояла из грузовых вагонов и платформ с имуществом и вооружением расформированной пехотной дивизии. Другая половина представляла собой теплушки, в которых возвращался с войны рядовой и сержантский состав. В два пассажирских вагона третьего класса набились младшие офицеры. А в единственном купейном вагоне с аккуратной надписью «Berlin-Stralsund» с комфортом разместились старшие офицеры.
Золотилось ярким солнцем погожее летнее утро. На четвертые сутки путешествия эшелон медленно подбирался к западной окраине Москвы.
В
— В Москве-то кто-нибудь дожидается? — выпустил струю дыма полковник Тарасов.
— Мама, — улыбнулся Васильков и, мечтательно вздохнув, добавил: — И девушка.
— Это хорошо. Давно знаком с девушкой?
— В сороковом познакомились. И тоже, кстати, в поезде.
— Стало быть, всю войну ждала?
— Ждала. Училась на врача, работала в Главном военном госпитале имени Бурденко.
— Молодец. Тоже, значит, добывала победу, — одобрительно прогудел полковник. — И как же зовут твою невесту?
— Валентина.
— Хорошее имя. И моя супружница Евдокия меня заждалась. Кабы была возможность известить о прибытии, непременно прибежала бы на вокзал. Мы ж с ней недалеко от вокзала проживаем — на Большой Садовой…
Эшелон медленно катил по Московской области. Попыхивая папиросой, бывший начальник штаба расформированной дивизии поглядывал в окно тамбурной двери. Васильков дымил рядом. Из вагона доносился смех, звон бутылок и нетрезвые голоса попутчиков.
— Сколько еще, Петр Данилович? — спросил Васильков.
Тот глянул на запястье.
— Ежели нигде не задержат, часа через полтора прибудем.
Полтора часа. Всего полтора часа, и он окажется в родном городе. Сколько лет он ждал этого момента! Сколько раз представлял, как таким вот солнечным утром выйдет из вагона на перрон…
Александр припомнил дворик родного дома, подъезд, деревянную дверь в большую коммунальную квартиру с номером в ромбике. И снова представил скорую встречу с мамой и с любимой Валентиной.
Ощутив сдавивший грудь приятный холодок, он улыбнулся и затушил папиросу.
Василькова никто не встречал, так как сообщить о приезде, равно как и высчитать хотя бы приблизительное время прибытия эшелона было невозможно. Тем не менее, когда Александр, поправив на голове фуражку и подхватив чемодан, спрыгнул со ступенек тамбура на перрон, счастье переполнило его душу.
Вот он, этот долгожданный счастливый момент! Наконец-то он снова в своем родном городе! Война окончена, в чистом московском воздухе не ощущалось примесей сгоревшего пороха, в мирном голубом небе не гудели военные самолеты, а граждане спешили не в бомбоубежища, а по своим сугубо житейским делам.
Сделав несколько шагов по перрону, он вдруг невольно остановился: что-то было не так. Раньше он бывал на Белорусском вокзале и многое узнавал. И все же что-то вокруг изменилось. Из-за отсутствия ремонта здание вокзала заметно постарело: краска потрескалась, местами облупилась; кое-где были разбиты стекла. Тем не менее, вокруг было чисто: соседний свободный от пассажиров перрон подметали дворники, а на дальнем торце вокзала Васильков заметил деревянные леса для восстановления фасадной части здания.