Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
«Так чего ж тогда?» — непонимаючи глядел на соседа бывший майор.
— Ну, пенсия моя, сам понимаешь, только паек выкупить, — объяснял тот, неспешно потягивая пиво. — А пайка на месяц, как ни растягивай, не хватает. Его в три дня можно слопать, за исключением хлеба. Хлеба прилично дают, да невкусный он — много не съешь. Вот так, мил человек.
— Как же вы… справляетесь?
— Хочешь жить — соображай. В пайке мне две бутылки водки полагается. Я их выкупаю по тридцать целковых каждую. Одну, конечно, употребляю — как же без нее, родимой? А вторую тащу на базар. За триста, может, и не продам — стоять долго придется,
1
Грелка — чайная.
Покончив с пивом, Васильков отправился к прилавку и купил еще две — для себя и соседа.
— Угощайтесь, — вернулся он к стойке.
Инвалид удивленно вскинул левую бровь, но возражать не стал — принял.
— Спасибо, мил человек. Уважил…
Александр сдул пену, хлебнул и достал очередную папиросу.
И вдруг услышал:
— Саня!
Чиркнул спичкой, прикурил. Крутить головой и искать зовущего не стал — мало ли вокруг тезок?
— Сашка! Васильков! Ты? — совсем громко прокричал кто-то за спиной.
Совпадение исключалось. Повернувшись, майор прищурился, всматриваясь сквозь завесу дыма. Распихивая посетителей и опираясь на палочку, к нему пробирался Старцев.
— Иван?! — изумленно прошептал майор.
И кинулся обнимать фронтового товарища.
Внешне Старцев почти не изменился. Опираясь на трость, он шел рядом: такой же худощавый, но статный, широкоплечий, с открытым скуластым лицом и с большими крестьянскими ладонями. Разве что пышный чуб, вечно выбивавшийся из-под военного головного убора, стал покороче и местами приобрел серебристый оттенок.
— Все такой же, — с улыбкой похлопал друга по плечу Васильков.
— Где там! Виски вон седые, — отмахнулся тот. — Вот тебя будто законсервировали: высокий, смуглый, улыбчивый. Как вчера расстались под Курском.
— Сколько же мы с тобой не виделись?
— Почитай, два года с хвостиком, — подумав, ответил Иван. И уточнил: — Если не изменяет память, меня нашпиговало осколками в ночь с шестого на седьмое июля сорок третьего.
Васильков кивнул:
— Верно. Мы дотащили тебя и Сидоренко до первой линии, передали санинструкторам и больше не виделись. Я потом пытался разузнать через командира полка, но у Рыльска началась такая заваруха, что начальству стало не до нас.
— Да, я про это знаю, — вздохнул Старцев. — Мы с Петром Сидоренко лежали в хирургии эвакогоспиталя города Мичуринска и старались не пропустить ни одного сообщения с фронта — радиоточка в большой палате, считай, выключалась только на ночь. Ужасно тогда переживали: на Курской дуге тяжелейшая битва, кровь льется рекой, а мы отдыхаем.
— С Петром, надеюсь, порядок?
—
На улице вечерело. Друзья покинули шумный пивной павильон и отыскали свободную лавочку в небольшом сквере. Погода в этот день хоть и не баловала, но дождя не ожидалось. Можно было прогуляться до Сокольников, однако, посматривая на тросточку товарища, Васильков решил этого не предлагать, и они свернули в сквер.
— Как нога? — осторожно поинтересовался майор.
Иван поморщился:
— Врачи собрали, да что толку? Разворотило — будь здоров. Пришлось часть ступни ампутировать. Хромаю, Саша. Но жизни и работе это не мешает. А ты, стало быть, недавно в Москву вернулся?
Васильков поведал товарищу о последних месяцах войны, об уцелевших однополчанах и о первых неделях пока еще непривычной мирной жизни.
— Значит, на заводе трудишься? — выслушав, поинтересовался Старцев.
— Да. Пока учеником, в сентябре сдаю на разряд.
— Ну и как? Нравится?
— Сложно сказать, — замялся Александр. — Хороший современный завод, очень полезная для страны работа. Но уж больно разнится с нашей службой в разведке. Не хватает мне ее, Ваня. Ух, как не хватает.
Иван пристально посмотрел на боевого товарища, достал папиросу, шумно дунул в мундштук.
— А если бы я предложил попробовать себя на похожей стезе — согласился бы?
— На похожей?.. Погоди… А ты, выходит, работаешь?
— Скорее, служу. И, кстати, тоже недавно стал майором, — улыбнулся Старцев.
Разговор вышел долгим — из сквера на прилегающую улицу товарищи вышли, когда в небе уже зажглись звезды. По пути до ближайшего перекрестка договорились встретиться через пару дней и, попрощавшись, разошлись в разные стороны.
Радость переполняла душу Василькова — домой он летел, точно на крыльях.
Во-первых, судьба подарила встречу с лучшим фронтовым другом, с которым не раз рисковал жизнью и съел не один пуд армейской соли.
Во-вторых, Иван Старцев предложил попробовать себя в Московском уголовном розыске, где сам трудился два последних года. Работа в МУРе, по его рассказам, мало походила на службу в армейской разведке, но все же была повеселей монотонных будней слесарного цеха.
Александра заинтересовало предложение друга. Он буквально засыпал его вопросами о работе следователя и готов был отправиться в отдел кадров Управления хоть сейчас.
Посмеиваясь, Иван настаивал: «Не горячись. Обдумай все в спокойной обстановке, посоветуйся с близкими людьми. У нас ведь такие случаются запарки, что твой слесарный цех крымским санаторием покажется: и ночуем в кабинетах, и сухарями перебиваемся вместо горячих обедов. Возьми двухдневную паузу, после встретимся, и ты решишь».
На том и сошлись.
Глава четвертая
12 июля 1945 года.
Вся коллекция находилась в штабном купе. В нем же постоянно проживал майор Дружинин, головой отвечавший за сохранность драгоценностей. В соседних купе ехали двенадцать младших офицеров НКВД, посменно охранявших оба вагонных тамбура. Для передачи коллекции внутри вагона остались лишь два старших офицера.