Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Варшавский Сергей Петрович

— Ничего. Все поправим. Все отремонтируем. — Улыбнувшись, он пошел дальше.

Выйдя на площадь Тверской Заставы, бывший командир разведроты обнаружил автобусную остановку.

Старенький «ЗИС-16» долго и натужно кряхтел, пробираясь по московским улочкам в район Сокольников. Выскочить из переполненного салона пришлось далеко от дома, но Васильков нисколько не расстроился и с удовольствием отправился пешком по знакомому с детства району. Все вокруг излучало тепло и радость: ярко светило летнее солнце; встречные прохожие улыбались Александру, будто знали его много лет; в вазонах алели гвоздики…

Вот и двор родного дома, который после долгой разлуки почему-то уменьшился в размерах. Подъезд с удивительно знакомым запахом.

Ступени каменной лестницы, крашеные стены, беленый потолок. Деревянная дверь с номером в ромбике. И настороженный голос мамы после двух коротких звонков:

— Кто там?

Мама не знала молитв, не ходила в церковь, не хранила дома икон. Но, крепко обнимая сына, она смахивала слезы и благодарила бога за то, что он «не отнял у нее единственную кровиночку».

Ближе к вечеру в длинном коридоре, бравшем начало от входной двери и кончавшемся в общей кухне, накрыли столы, за которыми уместились все соседи дружной и большой коммунальной квартиры. Это был настоящий праздник! Звучали тосты, на глазах у многих блестели слезы радости. Улыбались даже те, у кого война отняла близких…

На следующий день Васильков привел себя в порядок, отгладил мундир, начистил сапоги, купил на базаре букет цветов и отправился к Валентине.

* * *

Минул почти месяц с того момента, как Александр вернулся в Москву. Отдохнув несколько дней с дороги, он пошел в Московское государственное геологическое управление, из которого четыре года назад был призван в армию. Настала пора возвращаться к мирной жизни, трудоустраиваться по специальности, делать предложение Валентине, подавать заявление в ЗАГС, обзаводиться собственным жильем.

— Да, Александр Иванович, хлебнули вы лиха. — Заместитель начальника Управления по кадрам кивнул на два золотистых галуна на кителе Василькова. — Где же это вас так?

— В сорок третьем в окружении под Гомелем. Вторично в июле сорок четвертого на западном берегу Вислы.

Беседа со старым знакомым заканчивалась. Расстроенный ее результатом Васильков намеревался попрощаться и покинуть Управление.

— Не огорчайтесь, Александр Иванович, — сказал кадровик, заметив тень на лице офицера. — Ведь не все, вернувшиеся в Москву из Семипалатинска, захотят и далее трудиться по профессии. Мне приказали подержать для них вакансии, но долго это продолжаться не может. Месяц-два… В общем, заходите.

Он написал в блокноте номер, вырвал листок и протянул Василькову.

— Или звоните по этому номеру.

— Благодарю вас.

— Уверен, у нас найдется для вас место…

* * *

Два-три раза в неделю он встречал Валентину возле ворот больницы, они прогуливались пешком до ее общежития. Чаще видеться не получалось: девушке иногда выпадало дежурить в отделении, а Александр устроился на оборонное предприятие и с непривычки здорово уставал.

Московские улицы ремонтировали и приводили в порядок. Обустраивали клумбы, открывали ларьки с газированной водой. И даже появлялись продавщицы в белых халатах, торгующие мороженым. Сегодня Александру и Валентине повезло — они встретили такую торговку и купили две порции эскимо. Давно забытый вкус напомнил обоим довоенную студенческую юность…

Время было позднее. Очередное свидание завершалось, предстояло прощаться.

— Какая она, Саша? — задумчиво спросила Валя.

— Ты о ком?

— О войне.

Ведя девушку под руку по набережной Москвы-реки, молодой человек вздохнул. Оставаясь наедине со своими мыслями, он и сам не раз задавался тем же вопросом.

Война. Какая она? Кто ж ее знает.

Он попал на фронт в конце июня сорок первого зеленым юнцом в звании младшего лейтенанта. По одному кубарю в петлицах мешковатой полевой формы неопределенного цвета. Времени на раскачку никто не давал — в первый же день он вляпался в такую заваруху, что едва выбрался из сжимавшегося кольца окружения. С боями отступая на восток

вместе с остатками разбитых частей, привыкал, впитывал, учился азам военного дела, которых выпускнику гражданского вуза катастрофически не хватало. Бывший геолог оказался на удивление понятливым малым. Сообразительность, хватка, наблюдательность, хорошая память, профессиональное владение топографией и добротная физическая подготовка позволили быстро влиться в состав кадровых офицеров. В августе сорок первого Васильков получил звание лейтенанта и стрелковый взвод во вновь сформированной пехотной дивизии. А уже в октябре командир этой дивизии вручил ему перед строем первую боевую награду. Ну а дальше последовал перевод в разведку со всеми вытекающими. Бессонные ночи, головокружительные рейды по тылам противника, засады, охота на «языка», отходы под ураганным огнем…

— Затрудняюсь, Валя, однозначно ответить, — сказал Васильков. — Иногда мне кажется, что знаю про войну все. А в какие-то моменты вдруг понимаю, что до этого «всего» — как от Бреста до Берлина. Одно могу сказать с полной уверенностью: никогда не возникало сомнений в необходимости выполнять долг перед Отечеством. Раз уж надел военную форму и присягнул на верность Родине, то изволь отбросить все сомнения. Только вперед — до полной и окончательной победы.

Валя понимающе кивнула и надолго замолчала. Потом крепче прижала к себе его руку и тихо произнесла:

— В одной из госпитальных палат под моим наблюдением лежали двое: наш сильно обгоревший танкист и пленный немец. Как-то раз я заглянула туда, поинтересовалась самочувствием. Превозмогая боль, танкист ответил: «Я нормально. А ему требуется помощь. Стонет, бьется в судорогах. Помоги ему, сестричка…» В этот момент я вдруг осознала: они уже не враги. Они — простые люди. Два тяжелораненых человека, лежащих рядом и пытающихся выкарабкаться с того света. Позже я не раз наблюдала, как быстро происходит это сближение. А однажды зимой я везла на санках в столовую хлеб и встретила колонну пленных немецких солдат. Они медленно шли по проезжей части — замерзшие, в прожженных шинелях, с рваными одеялами на головах. Холод на улице был такой, что птицы на лету замерзали. Последним в колонне шел совсем молоденький солдатик. Мальчишка лет пятнадцати. Ослабший, измученный, на испачканном лице замерзшие слезы. Он плелся по мостовой, а взгляд его прямо приклеился к моим санкам. Его пересохшие губы что-то шептали. Я не выдержала: отломила горбушку и протянула ему. А он встал, смотрит на меня и не верит…

Валя всхлипнула и уткнулась в плечо Александра. Он обнял ее, прижал и, глядя на блики водной ряби, с горечью подумал о том, что война шла не только на передовой. Ее ужасы коснулись даже тех, кто находился за тысячи верст от линии фронта.

* * *

Некоторое время Васильков регулярно звонил в отдел кадров Московского государственного геологического управления и разок даже заехал. Однако вакансий по-прежнему не появилось. При увольнении в запас майор получил приличную сумму денежного довольствия, но сидеть дома все равно не хотелось, потому он принял решение временно устроиться учеником слесаря на оборонный завод на Авиамоторной.

Работая в первую смену, вечерами Александр встречался с Валентиной. Та блестяще сдала выпускные экзамены в медицинском институте и поступила на работу врачом в больницу на Соколиной Горе.

Прошло всего два месяца, как отгремели последние бои, а он все еще не вернулся с фронта. Как-то поздним вечером шагал домой после второй смены, свернул в проулок и вдруг услышал выстрел. Чуть позже выяснилось, что в одном из домов справляли день рождения и подвыпивший хозяин квартиры пальнул в небо из охотничьего ружья. Однако в тот момент Василькову было не до подробностей. Сработали рефлексы: пригнувшись, он мгновенно прильнул к ближайшей стене, отработанным движением сбросил с плеча автомат, правая рука приготовилась его перехватить, но… автомата не было.