Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
12 июля 1945 года.
Сидя на подоконнике, Старцев рассматривал фотографии. Утром он лично побывал на грузовом перроне Белорусского вокзала. На месте осмотрел пассажирский вагон, штабное купе, тела убитых, опросил свидетелей. И подсказал штатному фотографу Управления пару ракурсов, которые, по его мнению, имеют интерес для следствия.
С одной стороны, мотивы вооруженного нападения были Ивану ясны и понятны. Чего уж тут не понять? Неизвестная банда каким-то образом пронюхала о прибытии в Москву трофейного поезда с ценнейшей берлинской коллекцией, раздобыла форму НКВД, легковые автомобили и осуществила
Другая сторона наглого преступления казалась темной и бесперспективной.
Вздохнув, Старцев покосился на Василькова, сутки назад зачисленного в его оперативно-следственную группу стажером. Фронтовой товарищ сидел за ближайшим к двери столом и внимательно рассматривал немногочисленные улики, оставленные бандитами на месте преступления. Другие сотрудники пребывали в заботах: трое поехали в медицинские учреждения опрашивать раненых, четвертый торчал в лаборатории, ожидая результатов баллистической экспертизы захваченного у бандитов оружия. Наконец, последний сотрудник сначала рылся в архиве, а теперь пытался отыскать зацепку с помощью двух комплектов обмундирования, снятых с убитых налетчиков. Срезав бирки и образцы ткани, он отправился по московским пошивочным мастерским, исполнявшим военные спецзаказы.
Ну а Сашку Иван оставил при себе. Если на фронте многоопытный разведчик Васильков поначалу многому учил молодого Старцева, то здесь все обстояло с точностью до наоборот.
Иван отложил фотографии убитых:
— Что скажешь по изъятым вещам?
Перед Васильковым на столе лежало несколько предметов, найденных в карманах преступников. Пластмассовая расческа со сломанным последним зубцом, небольшой кулек с кусковым сахаром, пяток мелких монет и бумажные купюры, наполовину пустой коробок спичек, а также слегка помятые продуктовые и товарные карточки.
— Ничего не скажу, Ваня, — вздохнул он. — Обычные вещи, которые носит при себе любой человек.
Подойдя к столу, Старцев постучал указательным пальцем по спичечному коробку.
— Так уж и обычные?
Васильков только развел руками.
— Вот, к примеру, возьмем спички, — кивнул на коробок Старцев. — Они ведь способны рассказать очень многое о хозяине.
— Интересно, что же? — Васильков взял коробок и внимательно осмотрел его со всех сторон.
Иван шагнул к своему столу, выдвинул ящик, порылся в лежащих там бумагах и выудил листок с отпечатанным текстом. Положив его перед стажером, пояснил:
— Это список спичечных фабрик, исправно работавших в Советском Союзе с 1931 года. Напротив каждой фабрики указаны регионы, куда они поставляли свою продукцию.
— То есть, — сразу уловил смысл Александр, — если преступник потерял коробок спичек, выпущенный на фабрике «Искра», значит, он прибыл в Москву с Дальнего Востока?
— Конечно, возможны совпадения и случайности, но, скорее всего, так и есть. Потому что «Искра» находится в Благовещенске и снабжает спичками восточные регионы страны. А «Власть труда» из Нижнего Ломова обеспечивала этим товаром Пензу, Саратов, Тамбов и Куйбышев. Пока не закрылась в тридцать шестом.
— Но это калужский «Гигант», — потряс коробком Васильков. — Калуга поставляет спички в Москву и во все соседние области.
— Да, к сожалению, в нашем случае толку от этого вещдока никакого. Такие коробки продаются во всех магазинах и киосках в радиусе пятисот верст. Вот если бы спички были произведены фабрикой «Гамарджвеба»…
— Не слышал о такой. И в списке ее нет. Что за фабрика?
— В переводе с грузинского — «Победа». Фабрика недавно организована
— Да-а… мне до настоящего следователя еще расти и расти, — со вздохом произнес бывший командир роты.
— Не отчаивайся, Саша. Ты не хуже меня знаешь: новичкам в любом деле сложно. Опыта — ноль. Знаний — столько же. К тому же постоянно присутствует страх совершить ошибку. И я два года назад начинал с похожим настроением. Ничего, как видишь, освоился. Все дисциплины сдал, так сказать, экстерном.
Помолчав, Васильков положил коробок на стол и кивнул на остальные вещи:
— Ну, а эти вещдоки нам точно не помогут. Купюры без каких-либо пометок. Расческа почти новая, но один зуб сломан; на ней не нацарапано ни одной буковки. Монеты… самые обычные.
— А что с карточками?
— Их я тоже внимательно осмотрел. Пустые. Незаполненные. Правда, я мало в них смыслю — в армии был на полном довольствии, поэтому вживую вижу третий раз. Мама вчера вечером точно такие же показывала, — поделился Александр. — Кажется, сегодня она намеревалась часть из них отоварить.
Старцев давно ознакомился с изъятыми вещами, тем не менее, сгреб со стола карточки и еще раз внимательно осмотрел находку.
— Стандартная справка на получение карточек на июль 1945 года… — бубнил он. — Карточка на июль. Норма: мясо и рыба — 400 граммов, жиры — 300 граммов, крупа и макаронные изделия — 800 граммов, сахар и кондитерские изделия — 300 граммов. Линия отреза. Карточка на хлеб на июль. Норма — 400 граммов в день. ФИО — пусто… При утере не возобновляется.
Пробежав надписи глазами, Иван повернулся к окну и посмотрел карточки на просвет:
— Как полагаешь, почему ими не воспользовались? На месячных и декадных стоят печати, но графы не заполнены, не отрезана ни одна суточная карточка? А ведь почти половина июля прошла.
— Так на то они и бандиты! — удивился вопросу Васильков. — У них, должно быть, и без карточек добра хватает.
— Вот и я так думаю…
Старцев с безнадежным видом отдал товарищу серые бумажки с бледно-бордовым шрифтом. Вернулся к своему столу, над которым висели портреты Сталина и Дзержинского.
Достав из пачки папиросу, постучал мундштуком по костяшке указательного пальца и проворчал:
— Времени — в обрез, а у нас ни черта нет. Ни одной зацепки. Может, свидетели что-нибудь дельное расскажут…
— …Да просто все обстояло — без канители и бюрократии. Я как костыли на трость поменял, так сразу принял решение и отправился на прием к начальнику МУРа. Тогда эту должность занимал комиссар милиции третьего ранга Рудин Касриэль Менделевич — умница, золотой мужик. Объяснил ему ситуацию. Он просмотрел все мои документы, партбилет, расспросил про ранение. Выслушав, вызвал кадровика. Я написал заявление, прошел несколько врачей, явился на расширенную комиссию, — рассказывал Старцев примерно за неделю до происшествия на Белорусском вокзале. — Члены комиссии тоже долго не рассусоливали: поинтересовались, в какой должности и в каком звании воевал, в каких участвовал операциях, где был ранен, давно ли состою в партии, имею ли награды и сколько совершил рейдов за линию фронта. На следующий день получил пистолет ТТ, удостоверение с гордой надписью «стажер» и проработал в данном качестве целых полгода. С утра до позднего вечера пахал, а ночью садился за учебники. Спал как на фронте — по три-четыре часа в сутки. А «для профессионального роста», как выражалось начальство, помимо прямых обязанностей следователя приходилось поддерживать в суде обвинение.