Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Варшавский Сергей Петрович

…Там тоже происходили события, поскольку и Андрюха Пельмень долго думать не любил и к тому же терпеть не мог оставаться крайним. Дежурно пострадав от угрызений совести, он решил, что Колька себе все надумал и вообще не прав.

«Как раз начальства нет, надо откопать формуляр, ему ткнуть, умнику, — рассудил Андрюха, ожесточенно проводя очередное техническое ежедневное обслуживание, точно по заветам наставления «Шоферу-стотысячнику», — ишь, вообразил. Не хапаный это трактор, а полуторка так вообще наша».

Он

решил наведаться в «канцелярию» — так громко именовался кабинет, где было множество бумаг и папок, — и выудить нужные документы.

Вымыв и вытерев руки, Андрюха отправился в корпус командования. Замок «канцелярии» вскрыл без особых усилий, отжав ригель ножиком, осмотрелся. Вспомнил, что документы на транспорт хранятся на нижней полке, слева у стены. Он, Пельмень, сам туда лазил: уточнять напряжение и тип цоколя для задних «габаритов» кузнецовской «Победы». Там же были бумаги на технику.

Папок, подписанных знакомыми названиями винзаводов, шахтуправлений, министерств и прочего, было много, но нужной не находилось. Терпеливый Андрей снова и снова шарил по полкам, просматривая и перечитывая наклейки, и как раз, когда он в сотый раз туповато смотрел на папку, подписанную «Гладкова», в кабинете появился Максим Максимович, собственной персоной.

— Андрей, ты что тут без руководства шаришь? — спросил он без особого интереса, но строго.

Пельмень нашелся:

— Уточнить кой-чего хотел, по трактору вязкость масла.

— Чего ж у Михалыча не спросил?

— Так нет их. Уехали с товарищем Константинером, еще с утра.

— Ах да, — как бы припомнил Кузнецов, — я и запамятовал.

Подойдя, вынул из Андрюхиных рук папку, уложил в планшет и извлек из него же формуляр на трактор:

— Изволь.

Пельмень пролистал книжечку, сдвинув брови и шевеля губами, Кузнецов поторопил, глянув на часы:

— Тебе помочь?

Андрюха закрыл книжечку, вернул полковнику:

— Я все. Спешите?

— Чего мне спешить, с чего ты взял, — возразил тот, прибирая бумаги, — вот товарищ полковник приказал сворачиваться.

— Уезжаем? — осмелился спросить Пельмень.

— Собственно, работы тут закончили, — объяснял Батя, снимая папки с полок, складывая их и извлекая моток бечевки, — возможно, что и задержитесь. Скоро станет ясно, — пообещал он и спросил: — Сам-то как, сильно занят?

— Уже нет.

— Тогда подключайся. Товарищ полковник поручил все увязать и перенести в машину.

…К тому времени, как Колька и Яшка добрались к части, все содержимое «канцелярии» было перемещено в «Победу», и сама она как раз выезжала из ворот. Парни быстро скрылись в тень, пропустили машину. Яшка по-особому присвистнул, Пельмень, закрывая створки, коротко глянул, чуть заметно кивнул: вижу, мол.

— Что значит «сворачиваться»? Куда? — возмутился Анчутка, выслушав новости. — Тут же работы еще!

—

То и значит, — повторил Пельмень, — с утра Михалыч с Константинером умчались на груженой полуторке в неизвестном направлении, до сих пор нет. Сейчас вон Батя документы повез куда-то.

— Все документы? — быстро спросил Колька.

— На полках ничего не осталось, — подтвердил Андрей.

— И папку «Гладкова»?

— Это наша, что ли, Ольга? — влез Анчутка.

— Нет, — кратко отозвался Пожарский, и Яшка задумался:

— А кто же?

Пельмень же кивнул:

— Видел, да, а что?

— Нет, ничего, идейка одна, — протянул Колька, — надо сообща обмозговать. Так, мужики, слушайте сюда…

Глава 19

Войдя в комнату и разувшись, Вера Вячеславовна без сил опустилась на табуретку.

Неужели наконец-то заканчивается этот день? Долгий, тягучий, липкий, настоящий ночной кошмар. Было ли испытание, которого сегодня удалось избежать?

Звонил вежливый товарищ, невнятно представился, отчетливо прозвучало лишь самое страшное: «МУР». И сердце ухнуло в пятки так, как никогда в жизни не бывало. Никогда! Погиб муж, завывали бомбы, голодали, папа скончался — не было ничего подобного.

А ведь всего-навсего товарищ звонил уточнить причину, по которой были уволены ранее трудоустроенные по оргнабору задержанные Шкулев и Вакуленко…

— Задержанные? — переспросила она, сбитая с толку. — За что?

— За разбойное нападение на товарища Ванина, на почве личной неприязни.

Все внутренности обдало ледяной волной. «Пронесло, — завозилась навозным червем противная мыслишка, — не про меня речь, стало быть, все хорошо, поживем…»

Как хорошо, тихо дома. Оля, наверное, в своей библиотеке копошится, ей и горя мало.

Вера Вячеславовна блаженствовала, закрыв глаза и откинув голову, как вдруг под окнами послышался шум мотора. Скрип тормозов, хлопнула дверь.

Надо бы встать, посмотреть, кто там на ночь глядя приехал, но ноги как будто отнялись. Потом слух, невероятно, по-звериному обострившийся, уловил звонок, шаги в коридоре.

Стук. Отчетливый, уверенный, какой-то чужой.

И снова сердце, остановившись, ухнуло в пятки. Замирающим, чужим голосом Вера Вячеславовна спросила:

— Кто там?

— Кузнецов, — отозвались из-за двери.

Максим Максимович вошел, вежливо пожелал доброго вечера, галантно помог снять пальто, — она так и не удосужилась за своими переживаниями, — попросил разрешения пристроить на вешалку и свой серый плащ. На сей раз он был в форме, без погон, но с красной звездой на груди, выглядел и говорил, как обычно.

Вера Вячеславовна предложила присесть и чаю.

— С удовольствием, — согласился гость, выставляя на стол жестянку английского печенья.