Билли-враль
Шрифт:
Кафе «Кис-кис» наглядно демонстрировало, что Страхтон хромает в ногу со временем, или, вернее, тащится у него в хвосте, натужно приволакивая свои деревянные ноги. Раскисшее мороженое было последним напоминанием о традиционном страхтонском кафе с его помойным обеденным варевом, кипящим титаном, в котором плескался жидкий чай, и россыпями бисквитных крошек на липких от раздавленных помидоров столах. Теперь «Кис-кис» переоборудовали в кофейный бар — во всяком случае, такое название красовалось на вывеске. А внутри установили недовольно фыркающий кофейный автомат, на столиках появились
— Черно-сатанинские скопища наших фабрик, — начал я, когда мы взгромоздились на высокие табуретки у стойки, — с этим еще можно смириться. Но черно-сатанинские электростанции, черно-сатанинские жилые кварталы, черно-сатанинские кофейные бары…
— Сменил бы ты пластинку, приятель, — с неожиданной злостью оборвал меня Артур, — это мы уже слышали.
Сидящие в кафе парни были похожи на Штампа и обменивались погаными штамповскими шуточками типа «Как живешь? — Регулярно», а Рита обслуживала шайку каких-то велосипедистов у другого конца стойки. Она махнула мне рукой, пошевелив пальцами как при игре на рояле, и я ответил ей тем же.
— Глядите в оба, ребята, а то эти гробовщики враз обмерят и в гроб уложат! — крикнул один из велосипедистов. Дальше обычно следовало: «Удохни! — А вы меня похороните? — Конечно, парень, за бесплатно», — и на этом обмен приветствиями кончался.
— Ну, а по правде-то — ты же не сказал им, что она сломала ногу? — спросил меня Артур.
— Ясное дело, сказал, — ответил я.
— Ну и враль! — искренне изумился Артур. — А если б я зашел и твоя мамаша спросила бы меня, как она себя чувствует?
— Так тебе ведь не впервой выкручиваться, верно? — сказал я с шутливой подначкой.
— Значит, по-твоему, я тоже из породы ложноротых? — нехотя съезжая в шутливый тон, спросил Артур.
Я взял меню, рекламирующее луковый суп, которого никогда здесь не было, и, похлопывая им по стойке, как бы между прочим сказал:
— Думаешь, он и правда видел сегодня Лиз?
— А я-то откуда знаю? — ответил мне вопросом Артур. И потом ни с того, ни с сего добавил: — У меня, знаешь ли, нету времени следить за твоими любовными делами.
— Да я ведь просто спросил, — сказал я.
Указав незаметным кивком головы на Риту, которая все еще вела словесный флирт с велосипедистами, Артур спросил:
— Послушай, так с кем ты, по-твоему, обручен — с ней или с Ведьмой?
— Этого наука пока не установила, — сказал я.
— Но ты же не можешь обручиться с ними обеими! — ошарашенно пробормотал Артур.
— На сколько спорим, что могу? — изобразив по-донжуански измученное лицо,
— Ну, ты даешь! — воскликнул Артур.
Риту я закадрил, как только она перешла в «Кис-кис» из кафе на Отвратэнтаунском шоссе, возле которого жила. Привычка к однообразно шутливой трепотне с шоферами грузовиков сделала ее неважной собеседницей, но зато она была хорошей, или по крайней мере терпеливой, слушательницей. Накануне, подзуживаемый внезапно проснувшимся красноречием, я сделал ей предложение, и она его приняла — потому, насколько я мог судить, что считала отказ дурным тоном. Все, правда, немножко осложнялось тем, что я уже был обручен с Ведьмой, и, значит, Риту следовало считать невестой запаса первой категории.
— Так кому из них ты всучил свое занюханное кольцо? — шепотом спросил меня Артур.
— Вообще-то Ведьме, — ответил я, — но оно было ей великовато, и мне пришлось его забрать, чтобы отнести к ювелиру для подгонки на ее палец. — Тут я вспомнил, что голубая коробочка с обручальным кольцом лежит у меня в боковом кармане пиджака. А что будет, если я попаду под автобус, обожгла меня жуткая мысль, и кольцо вместе со всем содержимым моих карманов перешлют предкам?
— А кто следующий? — спросил Артур. — Никотиночка Лиз?
— Да нет, — сказал я. — Не все мои знакомые обречены на обручение.
— Запиши, когда-нибудь пригодится, — посоветовал Артур.
Тем временем Ритин словесный флирт с велосипедистами внезапно оборвался, потому что один из парней перешел границы дозволенного в такой трепотне. Хрипло рявкнув скандальным голосом фабричной девчонки: «А ну-ка пойди скажи своей матери, чтобы она тебя выдрала, сопляк», — Рита продефилировала к нам сквозь густой град осыпающих ее пошловатых шуточек. Да, парни вроде Штампа должны были клевать на нее со страшной силой — ведь в любом конкурсе красоты, где не имеет значения личность, ей было обеспечено призовое место. Она уже завоевала титул «Мисс Страхтон», а какие-то заезжие американские летчики трепались тут однажды, что с ней им, дескать, не страшен никакой звуковой барьер.
Артур соскользнул с высокой табуретки и прошелся по бару, почти не сгибая колен — как американский киноковбой.
— А ну-ка дайте нам, дорогая, две чашечки чая, черный бутерброд с красной рыбкой да белый пирог с черникой, — растягивая слова на американский манер, сказал он Рите — выхватил кусочек из не совсем еще отработанной у нас шутки «Янки в Йоркшире».
— Ишь ты, какой явился не запылился, — с деланным удивлением протянула Рита. — Ну прямо Марлон Брандо.
— Я взял тебя на пушку, сестричка, — уголком рта процедил Артур.
— Знаем, знаем, она у тебя игрушечная, — подхватила Рита. — А ты скажи нам что-нибудь новенькое.
Я встал, дурашливо поклонился Рите и сказал:
— Займись-ка ты, голубушка, своим прямым делом и налей нам по чашечке кофе. — Это была моя первая реплика.
— Можете сесть, сэр, — беззлобно отозвалась Рита и пошла к кофейному автомату. До сих пор никто из нас не подал виду, что мы обручены.
Один из парней, вроде Штампа, крикнул Рите, собираясь уходить:
— Заглянем сегодня вечером в «Одеон», Ритуля, посидим в последнем ряду, а?