Бирит-нарим
Шрифт:
Не все ли равно, какому богу она служит? Что тебе до богов?
– - Я говорила людям, но они не слушают меня!
– - Старуха сделала еще несколько шагов и теперь стояла у самой кромки моря, волны разбивались о ее босые ноги.
– - Тем, кто останется, не уплывет, не будет пощады! Черный потоп захлестнет страну!
– - Совсем ты из ума выжила!
– - крикнули из толпы, и другие голоса подхватили:
– - До разлива еще далеко, откуда ж придет потоп?
– - Звезды обещали добрый урожай и хороший год,
Лабарту смотрел вниз, прикусив губу. Смех рвался наружу, веселье, смешанное с тревогой. Так вот во что превратился Эреду? Великий город, источник мудрости стал пристанищем безумных старух?
Син-Намму перевесился через борт и крикнул:
– - Они правы, женщина! Тебе нечего бояться, возвращайся к своему алтарю!
Один из гребцов обернулся к корабельщику.
– - Служители Энки на корабле -- добрый знак, господин. Возьмите ее.
– - Она служит богу моря?
– - спросил Адад-Бааль, до сих пор молча стоявший рядом.
– - Разве можно отказывать жрецам бога, которому доверил свою жизнь?
Син-Намму взглянул на него так, словно хотел ударить, но лишь сказал:
– - Рабам не пристало указывать своим господам. И что ты, иноземец, можешь знать про наших богов?
– - Я знаю.., -- начал было Адад-Бааль, но старуха вновь закричала с берега, и он замолк на полуслове.
– - Раб видит истину, а ты слеп! Идет второй потоп, великие воды уже сошли с гор, и скоро черные волны захлестнут страну, черноголовые станут рыдать, проклиная свою участь, и мертвых будет больше, чем живых... Но Дильмун, Дильмун благословенный не коснутся воды потопа, и те, кто сойдут на его землю -- спасены!
Толпа зашумела. Кто-то смеялся, кто-то пытался вразумить жрицу, другие же просто стояли, наблюдали, переговариваясь. Одна из женщин поставила на землю корзину и, подбежав к старухе, попыталась увести. Но та вырвалась, не переставая кричать, и Лабарту подивился -- сколько же силы в этом иссохшемся теле.
Должно быть, Энки говорит сквозь нее.
От этой мысли озноб прошел по телу. Давным-давно, еще в Лагаше, Лабарту слышал о жрецах из храма на берегу моря, провидящих будущее, говорящих голосами богов.
Богам нет до нас дела, они не слушают нас, это так. Но значит ли это, что мы не можем услышать их? И, быть может, понять лучше, чем понимают их люди...
– - Пусть ее поднимут на корабль, -- велел Лабарту.
– - Если будет молча молиться -- отчего бы ей не плыть с нами?
– - Лалия, взгляни сам, -- возразил Син-Намму.
– - Люди, среди которых она живет, называют ее безумной. К чему нам...
Лабарту взглянул ему в глаза и чуть приметно улыбнулся. Корабельщик замолк, растеряно глянул по сторонам, словно ища поддержки, вновь поднял взгляд на Лабарту и отступил на полшага.
Лишь краем своей силы я коснулся тебя, а ты уже не в силах
Дикие звери бегут, едва почуяв экимму, овцы испуганно блеют, а собаки скулят, поджав хвосты. А человек верит лишь своим глазам и ушам, и не понимает, кто перед ним. Но если экимму позволит хоть на краткий миг заглянуть в свою душу, -- есть ли тот, кто не убоится?
Лабарту улыбнулся шире, но не обнажил клыков, и сказал:
– - Не спорь со мной.
Син-Намму кивнул, провел рукой по лицу, словно стирая наваждение, и выкрикнул приказ.
Оказавшись на палубе, старуха плотнее закуталась в покрывало. Да разве защитит ветхая накидка от жгучих лучей? Кто, кроме экимму, может спокойно стоять под полуденным солнцем?
Адад-Бааль подошел к жрице и низко поклонился. Та подняла взгляд. Глаза у нее были выцветшие, желто-зеленые, цвета мутной воды в каналах.
– - Чего ты хочешь, мальчик?
– - спросила она. Голос ее был хриплым от крика.
Мальчик? Лабарту улыбнулся, склонил голову набок. Волосы упали на лицо, но он не торопился убирать их. Если Адад-Бааля она называет мальчиком, то как назовет меня?
– - Кланяясь тебе, я возношу хвалу твоему богу, -- ответил раб, и в его голосе звучало непритворное почтение.
– - Он бог моря, и корабли -- в его руках. Прошу, молись за нас.
– - Ты, мальчик, я вижу, нездешний.
– - Старуха прищурилась и покачала головой.
– - Господин мой, Энки, не просто хозяин вод. Он властитель МЕ, и единственный из всех богов смеет идти против судьбы. Путь, что раз начертан, может он стереть, как волны стирают рисунок на прибрежном песке. Вот каков великий Энки, знай это!
И, прежде чем Адад-Бааль успел ответить, старуха схватила его руку, развернула ладонью вверх. Мгновение стояла неподвижно, словно читала незримые письмена, а потом выпустила руку раба, и вновь покачала головой.
– - Линии судьбы -- как рисунок на песке, -- повторила она.
– - Помни это, мальчик.
– - Ты видела мою судьбу?
– - Голос Адад-Бааля был не громче, чем шелест ветра в пальмовых листьях.
– - Что меня ждет?
– - Смерть, -- ответила старуха и вновь завернулась в накидку. Словно соглашаясь, звякнули колокольчики.
– - Смерть.
– - Всех людей ждет смерть.
– - Адад-Бааль отступил на шаг.
– - Проси своего бога за меня.
И поспешно отошел, сел на палубу, возле тюков, набитых товаром.
Лабарту взглянул на него и отвернулся.
Смерть.
Это я -- его смерть.
Толпа на берегу расступилась, пропуская возвращающихся гребцов. Те шли, сгибаясь под ношей. Кувшины с водой и пивом, чтобы было, что пить по пути до Дильмуна.
Также и я... Везу с собой кровь, полуденный огонь в телах людей. Покорных и знающих свою участь. Чтобы не страдать, когда придет жажда.