Бирит-нарим
Шрифт:
И не намерен был нарушать его и впредь.
Я не стану пить кровь тех, кто дарит мне любовь.
3.
Инанна-Атума вернулась и привела с собой юную жрицу. Та шла медленно, словно воздух в доме превратился в теплую воду, взгляд был подернут поволокой, устремлен в никуда. Покорная жесту старшей, девушка опустилась на колени возле Лабарту.
– - Твоя жертва?
– - спросил тот и поднял руку девушки. В полумраке ее кровь сияла ярче пламени светильников, торопливыми искрами
– - Пей!
– - засмеялась Инанна-Атума.
– - Все люди под этой крышей -- мои жертвы.
В крови был странный привкус, терпкий и сладкий одновременно. Лабарту оторвался от жертвы и поднял взгляд на Инанну-Атуму.
– - Что с ней?
– - спросил он.
– - Ее кровь...
Он не договорил -- вдруг заметил, что потолок чуть заметно качается, а стены словно бы плывут. По телу разливалось тепло, а сердце заполняла радость.
Инанна-Атума засмеялась.
– - Гостям этого дома мы подносим вино Инанны, -- проговорила, привычно перевязывая запястье младшей жрицы.
– - Чтобы души их были легки и радостны. Она выпила вино и поднесла его тебе. Разве могла я лишить гостя причитающегося ему угощения?
Лабарту засмеялся. Инанна-Атума поманила, и он пошел следом. Пол, казалось, ускользал из-под ног, словно не по дому они шли, а по палубе корабля.
Инанна-Атума привела его в комнату, где лежали разноцветные покрывала и подушки, и благовонный дым поднимался к потолку. Там она погасила светильник и сбросила одежду.
Украшения жрицы звенели в темноте, поцелуи были горячими, а страсть -- раскаленной, как жаркий полдень. И в этот миг Лабарту не помнил ни Лагаша, ни Аккаде, ни обещаний, ни даже собственного имени. Все померкло, осталась лишь эта женщина, чья любовь сжигала его, словно пламя.
Лабарту открыл глаза. Сквозь отверстие в потолке видны были звезды. Ночь? Сколько времени прошло? Он не мог сказать.
Женщина, лежавшая в его объятиях, шевельнулась. Лабарту отвел волосы с ее лица, прикоснулся к щеке. Шрам был выпуклым, неровным на ощупь.
– - Серебро?
– - спросил он.
Инанна-Атума качнула головой. Лабарту отвел руку, уже жалея о своих словах. Разве спрашивают о таком? На запястье у тебя шрам от серебра, что ты ответишь тому, кто спросит?
– - Раньше, -- отозвалась жрица, и голос ее звучал спокойно.
– - Когда я еще была человеком.
– - Она помедлила мгновение, а потом продолжила: -- Я была младшей женой своего мужа, но старшая не родила ему детей, и мои сыновья стали наследниками. Но все же собаки его чаще слышали от него доброе слово. Он не любил меня. Но я другой жизни не знала.
Инанна-Атума говорила спокойно, словно и не о себе рассказывала, а о ком-то, чья жизнь завершилась давным-давно. О ком-то ей почти незнакомом.
– - Ты не из земли черноголовых, -- уверенно сказал Лабарту.
Ему
– - Да... Я жила далеко отсюда, за Евфратом. Люди моего народа похожи были на тех, что поселились на севере.
Жрица задумалась, вспоминая, и Лабарту продолжил за нее:
– - Ты жила в шатре, муж твой владел стадами. Вы кочевали в степи, и бывало, случались сражения -- из-за колодцев и из-за хороших пастбищ...
– - Ты жил там?
– - Инанна-Атума вновь легла рядом. Руки ее коснулись волос Лабарту, принялись перебирать пряди.
– - Расскажи про шрам, -- попросил он.
– - Мой муж часто бил меня. Это след его гнева. Мне было очень больно и страшно, и я думала: "Пусть же он убьет меня, пусть прекратится эта жизнь".
Она говорила легко, без тени былого страдания, но Лабарту словно наяву увидел женщину, стоящую на коленях у входа в шатер. Она закрывала лицо руками, но кровь струилась из-под ладоней, текла по шее, и рубаха на груди промокла, стала красной...
– - В тот день я узнала, что старшая жена моего мужа -- экимму, -- продолжала Инанна-Атума.
– - Она сказала, что моя кровь взывает к ней, и обратила меня.
Жрица замолкла. Звезды сияли в квадратном проеме, ясные и близкие. Казалось, стоит подняться на крышу, протянуть руки к небу, и они окажутся в ладонях.
– - Как твое настоящее имя?
– - спросил Лабарту.
Он думал, что ответа не будет -- так долго длилось молчание.
– - Азу, -- проговорила она наконец.
– - Азу, -- повторил Лабарту. Он знал, что следует делать. Нужно поблагодарить ее за кровь и любовь и вернуться на пристань. Но слова сами просились на язык, и в этот час не было сил удержать их.
– - Давным-давно, задолго до потопа, я был хозяином Лагаша.
Инанна-Атума вновь приподнялась. Тихо звякнули браслеты, качнулись серьги в ушах.
– - Я думала, ты младше...
– - Нет.
– - Лабарту сел и тряхнул головой, откидывая волосы с лица.
– - Я жил здесь две тысячи лет назад. Я помню, как было раньше, когда люди боялись нас и платили нам дань кровью... Может быть, я единственный, кто спасся от заколдованных стрел, единственный, кто избежал смерти.
Жрица покачала головой.
– - Нет, -- сказала она.
– - Еще один спасся, я знаю точно.
Раз я спасся, могли быть и другие... Конечно.
В комнате вдруг стало душно, тесно. Воздух, казалось, звенел.
Еще до того, как Инанна-Атума заговорила, Лабарту знал, чье имя она назовет.
– - Моя хозяйка знала того, кто сумел избежать карающей длани героев, -- продолжила жрица.
– - Рассказывала, что он был красив -- волосы, как медь, такие редко встретишь в наших краях. Но все же он говорил, что пришел из Шумера и родиной своей называл Ниппур.
Эррензи.