Бисер для трех поросят

Сахарова Татьяна

* * *

На работе у меня все валилось из рук. Разлетались счета, падали шариковые ручки. Сок, который я намеревалась выпить, пролился на чистую скатерть. Даже любимые итальянские туфли как бы невзначай растерли на моих ногах старые мозоли. Ко всему еще дважды объявились нервные знакомцы Гросса и его зама. Вернее, сегодня определение «нервные» не совсем отражало действительность. Обоих скорее можно было охарактеризовать как параноиков в стадии тяжелого обострения. Брызгая слюной, они поочередно домогались нашего начальства, а когда убедились, что ни директора, ни его заместителя по-прежнему нет в наличии, сыпали нам на головы отборный мат и грозились сровнять с землей

все наше ресторанное заведение. В результате почти все обеденные посетители разбежались от греха подальше. Если подобный террор продолжится, то мы рискуем растерять всю постоянную клиентуру.

Персоналу «Этуаля» отсутствие посетителей особого энтузиазма не прибавило, что и понятно: нет выручки — нет и ежедневной прибавки к жалованью. Официанты и работники кухни хмуро слонялись по ресторану, потихоньку перетирая последние события. Некоторые даже бросали в мою сторону виноватые взгляды. А ведь предлагала же закрыть нашу лавочку по-хорошему. Так нет, устроили, глупые, игры в демократию, вот и доигрались до исчезновения Женьки. Да что уж теперь говорить…

— Марья Александровна, — обратился ко мне один из официантов, — у нас последняя пачка бумажных салфеток осталась. На вечер точно не хватит.

— Какие проблемы? — отозвалась я. — Сейчас схожу куплю десяток пачек в соседнем мини-маркете.

— Я сам бы мог сбегать. Клиентов все равно с гулькин нос.

— Нет уж, спасибо. Я тут и так безвылазно почти сутки сижу. Сама прогуляюсь, воздухом подышу. А вы здесь пока определяйтесь, кто ночью останется на дежурство.

С этими словами я направилась к кассовому аппарату и, достав оттуда несколько сотенных купюр, покинула ресторан. Однако, едва оказавшись снаружи, я круто пожалела о своем решении. Жаль, что улицы у нас не оснащены кондиционерами. Обеденный летний зной плохо сочетался с плотным пиджаком униформы, и все мое тело мгновенно покрылось испариной. Но, в конце концов, мини-маркет расположен в соседнем здании, не сахарная — не растаю, дотопаю как-нибудь.

Проклиная жару почем свет стоит, я рысцой потрусила к магазину. Когда до вожделенной прохлады торгового зала оставалось не более двадцати метров, по обе стороны неожиданно выросли две крупногабаритные фигуры. Прежде чем я успела испугаться, они подхватили меня под руки и потянули в сторону проезжей части. «Вот и до меня добрались», — обреченно подумала я, зацепив краем взгляда припаркованный темный автомобиль с распахнутой дверцей. «И никто не узнает, где могилка моя…»

Случайные прохожие, рискнувшие сходить за продуктами в самый солнцепек, ни малейшего интереса к двум парням и безвольно повисшей на их руках девице не проявляли. Следовало бы, конечно, позвать на помощь, но мои голосовые связки чувствовали себя примерно так, как если бы я накануне залила в себя тюбик клея «Момент». По этой причине я издавала лишь жалкое неразборчивое сипение. При этом расстояние между нами и злополучной машиной неумолимо сокращалось.

И тут случилось необъяснимое. Мой инстинкт самосохранения, очевидно, понял, что терять ему совершенно нечего. Во всяком случае, могу поклясться, что мозг ему никаких распоряжений по поводу моего спасения не давал. Мозг в данный момент вообще был не способен как-либо распоряжаться. Он просто отключился, пытаясь сохранить в целости вверенную ему нервную систему. Так вот, мой инстинкт самосохранения автоматом задействовал навыки самообороны, которые брат пытался привить мне в подростковом возрасте. Лично я давно считала эти самые навыки, выражавшиеся в нескольких примитивных приемах, навсегда утраченными. Ан нет! Мое казавшееся обмякшим тело вдруг таинственным образом извернулось. Парни, естественно, не ожидали подобной прыти, и один из них, на свою беду, выпустил из рук мое предплечье. Этого оказалось

достаточно, чтобы нижняя часть моего корпуса развернулась и незадачливый похититель мигом получил мощный удар ногой в самое что ни на есть причинное место. Именно этот нехитрый прием, по мнению брата, должен был надолго отбить охоту у любого уличного маньяка-насильника. Пока напарника корчило от боли, второй громила попробовал осуществить захват сзади, но и тут озверевший от страха инстинкт самосохранения сумел постоять за меня. При этом, поспорю на что угодно, такой приемчик брат никогда мне не показывал. С ретивостью бультерьера и его же врожденной злобливостью мои челюсти намертво сомкнулись где-то в районе запястья нападавшего. Окрестности немедленно сотряслись от его утробного визга. Никогда бы не подумала, что столь крупный самец хомо сапиенс может верещать, как подсвинок-переросток, репетирующий оперную арию для фальцета.

Между тем тело ощутило полную свободу действий. Мой инстинкт самосохранения уже было собрался дать деру, но тут не к месту пробудилось доселе дремавшее сознание. И оно незамедлительно распорядилось довершить акцию праведного возмездия. В то время как прокушенный бандит продолжал голосить на всю ивановскую, я зашла с тыла к его, все еще скрюченному пополам, коллеге и от всей доброты своей широкой русской натуры поддала тому ногой под зад, отчего бедолага с размаху ухнулся репой прямо на заплеванный асфальт.

Не дожидаясь развязки и не обращая внимания на ошарашенно отпрыгивающих в стороны зевак, я что есть мочи рванула назад в ресторан. Если бы кто-то догадался включить в этот момент секундомер, то мне бы непременно достался премиальный фонд за поставленный мировой рекорд в забеге на двести метров. Причем в ближайшее десятилетие ни один спринтер не имел бы ни малейшего шанса улучшить мой результат.

А поскольку летела я, не разбирая дороги, то на самом входе в ресторан с размаху впечаталась во что-то мягкое. Это был Федя, только-только подъехавший к «Этуалю». Он, не имевший удовольствия лицезреть мордобой в моем исполнении, не успел отпрыгнуть и исполнил роль импровизированного буфера. В противном случае я вполне могла влететь в стеклянную дверь и здорово покалечиться.

— Ты чего несешься, сломя го… — обозрев меня, он осекся на полуслове. — Кто?! Кто это сделал?

Где-то за спиной взвизгнули тормоза. Я обернулась и проводила взглядом черный автомобиль, уже заворачивающий на перекрестке. Федя же продолжил сыпать мне на голову вопросы:

— Кости целы? Сколько их было? Номер машины запомнила?

Я отрицательно покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Не можешь говорить? — испуганно тараторил он. — Тогда лучше не пытайся. Может быть, сломана челюсть. Сейчас мигом доставлю тебя в больницу.

— А тебе все не терпится уложить меня в больничную койку. Не с твоим счастьем! — Это ко мне наконец вернулся дар речи, и я попробовала пошутить. Хотя после пережитого стресса юмор в моих устах прозвучал скорее трагично, чем комично.

— Очень больно, да? — Его физиономия отразила неподдельное сочувствие.

— Кому? — удивил меня поставленный вопрос.

— Тебе?

— Мне? Где?

Федина мимика трансформировалась и теперь отражала полное недоумение.

— У тебя кровь… — растерянно пролепетал он. — Зубы хоть целы?

— Целы! Чего им сделается? — Я машинально провела тыльной стороной ладони по губам, и, к моему ужасу, на руке осталась кровь.

В тот же миг из состояния продолжительного анабиоза вышли мои органы вкуса. Во рту проявился неприятный солоновато-кислый привкус. Мозг немедленно идентифицировал причину сего явления и ударился в панику. Пустив побоку все правила приличий, я перегнулась пополам и принялась самозабвенно отплевываться.