Бисмарк: Биография
Шрифт:
1 ноября 1850 года войска Германского союза вошли в курфюршество Гессен. Желание Пруссии защитить свои линии коммуникаций ставило короля в нелепое положение – он должен был защищать «революцию» и ополчиться против законного сюзерена. Царь Николай выступил с недвусмысленными угрозами, и королю пришлось 2 ноября уволить Радовица. Прусское правительство неуклонно скатывалось к войне с Австрией и Германским союзом, не имея для этого ясных оснований и целей и навлекая на себя угрозу неминуемого унижения. Арден Бухольц писал:
...
«С 6
В королевской семье не могли прийти к единому мнению, кабинет тоже раздирали противоречия, положение сложилось неутешительное.
Блеф все-таки прекратился, и прусское правительство пошло на попятную. 29 ноября 1850 года Мантейфель и Шварценберг подписали в Ольмюце конвенцию, по которой Пруссия обязывалась вывести войска из Кургессена и поставить крест на идее унии. С точки зрения унижения национального достоинства уступка Пруссии была равноценна поражению при Йене. Австрия и Пруссия согласились возродить Германский союз, хотя австрийцы не выполнили своих обещаний121. Позор Ольмюца шокировал даже самых ярых противников Эрфуртского плана. Но только не Бисмарка. 3 декабря 1850 года он выступил, наверно, с одной из своих самых запоминающихся речей:
...
«Зачем великие государства воюют сегодня? Единственно серьезным основанием для большого государства может быть лишь эгоизм, а никак не романтизм; именно это по определению и отличает большое государство от малого. Для большого государства нет никакого смысла в войне, если она не в его интересах. Назовите мне цель, достойную войны, господа, и я соглашусь с вами… Свое достоинство Пруссия должна защищать не в донкихотской борьбе с каждым обиженным парламентским фонбароном в Германии, испугавшимся, что угрожают его местечковой конституции»122.
Речь произвела впечатление. Друзья-консерваторы напечатали двадцать тысяч экземпляров и распространили по всей стране. Своим спокойным и здравым выступлением Бисмарк дебютировал как сторонник Realpolitikи популярный общественно-политический деятель. Братья Герлах ничего не могли возразить, поскольку его хладнокровный реализм уберег их от гнева общественности. Лотар Галль отметил еще одно обстоятельство. Парламентские успехи не могли открыть ему дорогу во власть в новой конституционно-абсолютистской Пруссии, которой она стала после 1850 года. Перспектива возглавлять консерваторов в ландтаге в качестве парламентского конферансье для него была «неинтересна». Реальная власть находилась в руках слабого короля и дворцовых вельмож. Галль писал: «Ольмюцская речь предназначалась для того, чтобы предложить себя на высокий государственный пост»123. Не имея квалификации, опыта и репутации надежного человека, Бисмарк все еще надеялся пробиться на дипломатическую службу, которая вывела бы
Наступил 1851 год, и внешне вроде бы ничего особенного не происходило. Письма Бисмарка жене наполнены сплетнями и мелкими событиями. В марте он сообщал о пожаре в палате господ и о том, как радовались огню берлинцы. Бисмарк пересказывал их анекдоты типа: «Кто мог подумать, что в старом здании столько огня!» или «Наконец нам дали свет!»124 Вскоре Бисмарк писал жене о возвращении Ганса из Галле, отметив, что его друг пять дней не ночевал дома:
...
«Я так обеспокоился его долгим отсутствием, несмотря на тиранию, что стал разыскивать через регистратуру (ландтага. – Дж. С .), и он сразу же появился. Говорят, будто он выгодно женится, но я сомневаюсь. Он настолько скрытен, что кажется, будто мы познакомились дня три назад. Молодая особа (графиня Шарлотта цу Штольберг-Вернигероде) умна, красива, обаятельна и набожна, к тому же богатая наследница и из хорошей семьи. Я бы ему ее сосватал, если ее родители думают так же, как я»125.
В начале апреля Бисмарк сообщал домой о своем контакте с религией:
...
«Вчера по твоему настоянию я еще раз встретился с пастором Кнаком. На мой взгляд, он перегибает палку. Он считает греховными и противными Богу не только танцы, но и посещение театра, любую музыку, если человек увлекается всем этим не во имя Господа, а для развлечения, как говорил святой Петр: «Не знаю человека сего» [18] . Это уж слишком. Но лично мне он нравится, и я никоим образом не оскорбил его религиозные чувства»126.
10 апреля 1851 года ландтаг прервался на пасхальные каникулы, и Бисмарк уехал домой в Шёнхаузен, так и не узнав ничего о своей дальнейшей судьбе.
23 апреля он возвратился в Берлин по вызову Ганса, и когда они лежали в постелях в темноте в крошечной квартире на Ягерштрассе, Клейст-Ретцов сообщил другу о своем решении просить руки графини Шарлотты цу Штольберг-Вернигероде, которая вот-вот станет и дьяконицей. Потом Клейст рассказал Бисмарку о визите к Мантейфелю с целью прояснить свое будущее. Мантейфель сказал, что его назначат Regierunsprsident(губернатором провинции) в Кёстлине, а Бисмарк поедет послом во Франкфурт. Биограф Клейста-Ретцова писал:
...
«С тех пор он возомнил себя пророком и, следуя примеру «просветленных», стал одаривать всех, начиная с принцессы Прусской Марианны, стихом из Библии, который должен сопровождать его или ее всю жизнь. Бисмарку достался псалом 149:
5 Да торжествуют святые во славе,
Да радуются на ложах своих.
6 Да будут славословия Богу в устах их,