«Битлз» in the USSR, или Иное небо

Буркин Юлий Сергеевич

Джон, у которого дома в «Дакоте» было четыре кошки, нагнулся и погладил Корки по бархатистой спинке. Кот мурлыкнул. Внезапно шерсть его встала дыбом, он забил хвостом, вскочил на диван и вперился взглядом в угол комнаты.

Огромный красно-желто-синий попугай, которого Бронислав до этого принимал за чучело, лениво клацнул тяжелым клювом, пристально посмотрел на Корки, слетел с обруча и принялся неспешно наступать на кота. Тот начал пятиться и пятился до тех пор, пока не коснулся спиной последнего рубежа в виде дивана. Тогда он поднял лапы и зажмурился.

Попугай придвинулся к коту вплотную, придавил его грудью и вдруг

сипло спросил:

– Чаю хочешь?

Истман выронил из рук бокал «Совиньон Блана», и стекла разлетелись по всей гостиной.

– Это Виджай, – пояснил Джордж. – Он говорящий. Джон захохотал. Кот шмыгнул под диван.

– Посуда бьется к счастью, – заметил Вепрев с улыбкой. – Русская примета.

На смех в гостиную заглянула удивленная Йоко. Обернувшись к ней, птица веско сказала:

– Спать пора.

– Яволь, мой фюрер, – в тон птице сипло отозвалась она. Джон в результате тоже уронил свой бокал и, всхлипывая,

сказал Вепреву:

– Столь… Столько счастья мы не вынесем!

– А кстати, давайте-ка действительно ляжем спать поскорее, – вняв птице, засуетился Истман. – Завтра дел невпроворот, надо быть в форме…

Джон было заартачился, но Йоко так на него посмотрела, что он махнул рукой и поплелся за ней.

Полдень. Аэропорт. На повторный паспортный контроль, непосредственно перед вылетом, их пропустили без очереди.

Истман стал вытряхивать из папки документы. На полку вывалились пять красных британских картонок со львом и единорогом, две синие американские с мирным, но готовым к войне, нахмуренным хищником и один серовато-зеленый пластиковый прямоугольник.

Не веря своим глазам, сотрудник «Аэрофлота» всмотрелся в него, наклонился и понюхал. Потом поднял глаза и глянул на Истмана так, словно перед ним предстала тень отца Гамлета.

– Что-то не так? – высокомерно осведомился менеджер, посмотрев на часы.

Девушка рядом с «аэрофлотовцем» опустила руку под стойку. Сотрудник указал ладонью на зеленый прямоугольник и спросил:

– Это что такое?

– Это наши паспорта, молодой человек, – с апломбом отозвался менеджер. – Вот так они выглядят, если вы вдруг не знали. Они удостоверяют наши личности.

Лицо молодого человека медленно становилось пунцовым.

– Вот эти, красненькие, – издевательски продолжал Истман, – идентифицируют британские личности, а вот эти синенькие – американские.

– А вот этот, зелененький, какую личность инфицирует? – сотрудник указал пальцем.

Истман с утомленным выражением лица поднял невесомый пакетик, поднес его к глазам… И понял, что погиб. Вся его жизнь промелькнула перед его внутренним взором. Послушный мальчик из безоблачного детства в богатом пригороде Скарсдэйл… Прилежный студент Стэнфордского университета… Преуспевающий юрист в адвокатской конторе «Истман amp; Истман»… Всю жизнь ему сопутствовали уважение, деньги и успех. И вот теперь наступил крах. Он покроет позором весь свой клан, его честь и репутация, честь и репутация всей его семьи будут безвозвратно поруганы.

Краем глаза Джон заметил, как справа приближаются высокие люди с решительными лицами. Очередь пассажиров, включая «битловскую» компанию, разом умолкла.

Внутренний голос Истмана с одесским акцентом предков горестно запричитал: «Ай-вэй, отмазывайся, парнишка! Отмазывайся пока не поздно! Скажи, что ты ни сном ни духом, скажи, подкинули-подставили!»

Как

юрист, он совершенно точно мог предсказать развитие дальнейших событий. Сейчас их всех задержат и начнут разбирательство. Они опоздают на самолет и, соответственно, не успеют в срок предстать перед кремлевским руководством. И в тот же день это самое руководство уже будет в курсе, что прославленные «Битлз», выступающие за мир во всем мире, на самом деле – банда наркоманов, пытавшихся проникнуть в СССР, чтобы насаждать там чуждые советским людям ценности – такие, как наркотики и сопутствующий им разврат. А это, в свою очередь, означает почти неминуемый крах предприятия по воскрешению группы, которое, в сущности, еще и не началось.

И тогда Джон Л. Истман, избалованный мальчик, изнеженный юноша, вальяжный и чопорный адвокат, принял первое в своей жизни по-настоящему мужественное решение. Он повернулся к окружившим его таможенникам и сказал:

– Это мое. Остальные не имеют к этим наркотикам никакого отношения.

– Джон?! – услышал он голос сестры и обернулся к Линде, которая смотрела на него с ужасом и недоверием.

– Да, Линда, я наркозависим, – сказал он ей, с трудом подавив накатывающую истерику. Затем внутренне собрался, обернулся к толпе и с пафосом повторил: – Я наркозависим! Я выкуриваю в день до десятка сигарет с э-э-э… имеющих наркосодержащую начинку. Каннабисную начинку. До десятка этих…

– Косяков, – подсказал молодой таможенник.

– Да, да, косяков! А затем я испытываю состояние эйфории, то есть ловлю этот, как его…

– Кайф, – выручил кто-то из пассажиров.

– О да, благодарю вас, именно кайф. Более того, – его голос становился все тверже, – должен официально заявить, что я испытываю болезненную тягу к данным противозаконным веществам уже довольно существенный период моей жизни. И я неоднократно приобретал вышеуказанные вещества, подпадая тем самым под юрисдикцию параграфа номер девятьсот двадцать четыре Уголовного кодекса.

Сказав все это, он протянул вперед расслабленные кисти рук и добавил по-простому:

– Вяжите меня, люди добрые.

Забрав пакет с марихуаной, Истмана вежливо увели. В какой-то момент он резко остановился, обернулся и, глядя на Линду, открыл было рот, чтобы что-то крикнуть, но промолчал, опустил голову и, подталкиваемый конвоирами, исчез за углом. Остальные в состоянии легкого ступора прошли на телескопический трап.

Даже на лице Йоко читалась растерянность, хотя, возможно, это было и разочарование. Негромко ругаясь по-японски, она, проходя мимо стойки, как бы нечаянно сбросила локтем на пол бордовую папку и уже занесла каблук, чтобы вволю потоптаться по ней, но услужливый сотрудник «Аэрофлота» успел папку поднять и вложить оливковой от ярости японке в руки.

– Возьмите! – сунула она папку Вепреву так, как будто та жгла ей ладони.

Вепрев единственный сохранил в этой ситуации полное самообладание. Пристально посмотрев на папку, потом на Йоко, он криво усмехнулся, обогнал компанию на пути в лайнер и негромко сказал:

– Выше нос, ребята. Уже через час Джона выпустят по залог. Мы все знаем, кто его родственники и какие у них возможности.

– А кто, черт побери, будет вести наши дела в России?! – сердито спросил Леннон.

– Вот уж от кого не ожидал, – удрученно покачал головой Пол. – Ну, допустим, ладно – я, я – рок-музыкант, но чтобы Джон…