«Битлз» in the USSR, или Иное небо
Шрифт:
– Визы вам, а также госпожам Леннон, Маккартни и Бах выданы сроком на тридцать дней, начиная с одиннадцатого декабря, то есть, значит, с завтрашнего дня. Министерство культуры СССР оплатило вам восемь авиабилетов компании «Аэрофлот», рейс двести сорок два, вылет из Лондона в восемнадцать часов тридцать минут по местному времени. На регистрацию прибыть за два часа. По прибытии доложить… То есть в смысле вопросы есть?
Джон Истман поднял руку, как отличник за школьной партой.
– Разрешите? Человек кивнул.
– А как с нашим багажом? С аппаратурой? У нас одни усилители
– Значит, объясняю, – перебил человек за столом. – По всем ограни… органи… зационным вопросам обращаться не ко мне. А обращаться к вашему непосредственному гастрольному директору от советской стороны Брониславу Валерьяновичу Вепреву. Он ждет вас в коридоре. На скамеечке. Все! Аллее! – Человек хлопнул желтой ладонью по столу и встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Истман поспешно собрал билеты, и они вышли. В коридоре на диване сидела Йоко и беседовала с «гастрольным директором» – определили про себя «битлы». Спортивного телосложения мужчина лет сорока, сдержанно улыбаясь, поднялся. Лицо у него было особенное.
Джону много раз приходилось видеть вернувшихся из Вьетнама солдат, и у них у всех без исключения были похожие черты – опущенные уголки рта, глубокие борозды, бегущие от носа вниз, преждевременные морщины. Все это он отметил и на лице их нового знакомца. Другими были только глаза.
У ветеранов был усталый взгляд стариков, которые видели в этой жизни все и многое желали бы забыть. А глаза этого человека горели ровным светом энтузиазма, ума, тяги к жизни и здорового пофигизма. В них читалось: «Да, мир не совершенен, но мне его не изменить, так что давайте, ребята, просто делать свою работу, а после нее по пятницам пить пиво с друзьями, путешествовать, ходить в сауну, знакомиться с хорошенькими женщинами, коллекционировать разную дребедень, „а смерть придет, горевать будем"». Это сразу вызвало у «битлов» симпатию, и они улыбнулись в ответ.
– Бронислав Вепрев, – представился мужчина, протягивая руку. – Можно просто Броня. А хотите, зовите Брайаном, так ведь звали вашего великого менеджера? Мы с ним практически тезки.
Это заявление вызвало новые улыбки, хотя и несколько натянутые.
– Я теперь ваш переводчик, а также организатор и помощник во всех делах, – продолжал он. Его английский был бы совсем хорош, если бы не забавный твердый акцент. – Думаю, все формальности позади и теперь можно переместиться в какое-нибудь уютное местечко, чтобы обсудить детали предстоящей поездки. Могу предложить русский ресторан «Кыргыз Хаус» на Камбервелроуд. Отдельный кабинет, бешбармак, танец живота и единственный в Лондоне кумыс.
– Что такое кумыс? – поинтересовался Пол.
К ужасу «битлов», выяснилось, что это перебродившее лошадиное молоко, и предложение было вежливо отклонено. Ринго позвал к себе, но было ясно, что возле его особняка уже дежурит толпа поклонников и репортеров, и вряд ли вечер окажется тихим и уютным.
– Я вспомнил! – воскликнул Пол. – Нас всех приглашал к себе Нил! Он, наверное, до сих пор ждет внизу.
Все тут же решили, что этот вариант – самый интересный. Только Йоко холодно поджала губы, но промолчала.
Внизу они подхватили
Дом Нила находился в Туикенеме, в десятке миль к юго-западу от центра.
– Нил, – спросил Джон, – сколько нужно времени, чтобы добраться до твоей берлоги?
– Если без пробок, минут сорок, может быть, час.
– Значит, получишь один фунт, как обычно, – сказал Джон и засмеялся своей шутке.
– Жмоты! – закричал Нил. – Вы мне еще с шестидесятых должны!
Засмеялись и остальные.
– Господа! – откашлялся Истман. – У нас не так много времени. Давайте о деле. Во-первых, в папке я обнаружил депешу, в которой сообщается, что с собой нам рекомендовано взять только гитары, с уверениями, что у них там «всё есть». Отсюда вопрос: мистер Вепрев, что подразумевается под словом «всё»?
– Ну, обычный набор аппаратуры, – ответил Бронислав, по своей привычке слегка улыбаясь. – Усилители «Фендер», для мистера Маккартни – «Ампег»… Что еще? Микрофоны «Шур».
– А колонки? – поинтересовался Джордж. – Мы привыкли звучать громко.
– О, насчет этого можно не беспокоиться. Вы себе не представляете, какая акустика и какая аппаратура во Дворце съездов. Как-то раз певец Кобзон, это наш советский Синатра, на репетиции заставил нас проверить систему на полной мощности, так с уважаемого Иосифа Давыдовича парик за кулисы сдуло. Очень неловко получилось.
Джордж озадаченно кивнул.
– С децибелами будет все в порядке, – продолжал Вепрев. – Причем на любой крупной площадке, где вам будет предложено выступить. У нас не принято возить аппаратуру с собой, да и не богаты у нас музыканты, чтобы ее иметь. Зато все концертные площадки оснащены как следует, это государственная программа, ведь все зрелищные залы принадлежат у нас государству.
– Еще чуть-чуть, и я стану коммунистом, – заявил Джон.
– Судя по твоим благотворительным взносам, ты им давно уже стал, – едко заметила Йоко.
Тут Ринго задергался, запыхтел и, наконец, с горькой обидой высказался:
– А я?! Я на чем стучать буду? На кастрюлях? Барбара успокаивающе погладила его по коленке.
– О! – прижал руку к сердцу Истман. – Ричард, прости. Совсем вылетело из головы. – Он достал из папки факсимильный снимок хорошего качества. – Почему-то именно барабаны, на которых ты будешь работать в Кремле, русские сфотографировали и передали с документами.
На снимке была запечатлена легендарная установка «Людвиг». На бас-барабане красовалась любовно скопированная надпись «The Beatles».
Ринго удовлетворенно хмыкнул.
Автобус резко качнуло, и папка выпала из рук менеджера. Из нее вылетело несколько бумажек. Истман чертыхнулся и принялся собирать их, неловко наклонившись в проход.
– А это еще что? – спросил Джон, поднимая с пола какую-то карточку.
Менеджер глянул на нее и сердито фыркнул:
– Понятия не имею. Но это тебе. Какой-то имбецил прислал это мне вчера в контору с надписью «Джону Леннону, на вечную память». Я на всякий случай захватил, вдруг ты знаешь, о чем речь.