Битва дипломатов, или Вена, 1814
Шрифт:
Одним из долгожителей оказался князь Талейран. После отставки он оставался в Париже в особняке на улице Сен-Флорентен, где писал или, вернее, диктовал свои мемуары. Историки будут настойчиво считать его представителем миролюбивой, не милитаристской Франции, а французские лидеры — от Наполеона III до Шарля де Голля — вождем коалиции малых государств.
Если Людовик XVIII до конца своего правления держал Талейрана в тени, то другие государственные и политические деятели старались отметить его заслуги на Венском конгрессе.
Особенно был благодарен ему король Саксонии, а король Неаполя удостоил его титулом герцога Дино. Сам Талейран отказался принять этот
Доротея — герцогиня Дино — вернулась в Париж в феврале 1816 года, порвав с графом Кламом-Мартиницем и возобновив отношения с Талейраном. В декабре 1820 года она родила дочь Полину, и многие подозревали, что ее отцом был семидесятичетырехлетний князь. Можно допустить, что они стали любовниками в дни Венского конгресса, и, безусловно, многие годы Талейран и его племянница не по крови пребывали в интимных связях. Они продолжали жить вместе и в тридцатые годы, когда Талейран помог еще одному королю сесть на трон — Луи Филиппу. Последние деятельные годы Талейран проведет послом в Англии, с которой он постоянно стремился установить дружественные отношения после ста пятидесяти лет вражды. Доротея жила с ним и в Лондоне. Талейран умер в 1838 году в возрасте восьмидесяти четырех лет, Доротея сидела у его постели.
«Вена! Вена! — писала Доротея. — Вся моя жизнь связана с этим городом». Она всегда с нежностью вспоминала венский период своей биографии, но не вдавалась в подробности. «Если я и делала что-нибудь, кроме наклеивания марок, — говорила она о времени, проведенном во французской миссии, — то не в моем вкусе обсуждать это с кем-либо». Доротея тоже многие годы содержала фешенебельный салон и умерла в сентябре 1862 года в возрасте шестидесяти девяти лет.
Самая трагическая судьба постигла британского лорда Каслри. Странным образом самый разумный, пожалуй, человек на Венском конгрессе превратился в параноика. Его интернационализм скоро вошел в противоречие с официальной политикой Британии, взявшей курс на самоизоляцию и отказ от международных обязательств. Каслри не захотел прислушиваться к общественному мнению и стал непопулярен. Лорду мерещилось, что весь мир ополчился против него, и он никогда не выходил из дома без пары заряженных пистолетов. Он ощущал себя жертвой, и у него началось психическое расстройство. Друзья боялись за жизнь лорда, видя его странное, иррациональное поведение. От него прятали пистолеты, ножи и бритвы. Однако все попытки спасти лорда Каслри от самого себя оказались тщетными. Утром 12 августа 1822 года он перерезал себе горло перочинным ножом, хранившимся в тайнике в кабинете.
В начале 1919 года Париж принимал дипломатов, съезжавшихся на переговоры о мире после Первой мировой войны. Для них очень важно было не дать повода для сопоставления Парижской конференции с декадентским Венским конгрессом, чтобы, как выразился Вудро Вильсон, «от нас не пахло венскими духами».
Действительно, Венский конгресс подвергался беспощадной критике, особенно за празднества и склоки, отвлекавшие миротворцев и мешавшие переговорам. Однако праздному стилю конгресса можно найти и оправдание. Несмотря на бряцание оружием, великие державы не чувствовали себя в безопасности и не собирались демобилизовать войска после завершения войны. Они могли в любой момент выставить свои армии в случае, если Наполеон сбежит с Эльбы. Затягивание переговорного процесса играло им на руку. Они находились в одном городе и могли быстро принимать совместные решения. Если бы конгресс закончился раньше и союзники разъехались по домам, им было бы намного сложнее координировать свои действия против Бонапарта.
Все это, конечно, не освобождает конгресс от критики. Тайная
Каждый делегат конгресса, конечно, преследовал свои цели. Интересы народов приносились в жертву интересам династий, большие государства третировали малые страны. «Крупная рыба заглатывает мелкую», — ворчал испанец Лабрадор. Россия «проглотила» Финляндию и Бессарабию, которые она полонила еще во время наполеоновских войн. В ее состав вошло и условно независимое Польское королевство, и Россия теперь могла влиять не только на Центральную Азию и Средний Восток, но и на значительную часть Северной, Юго-Восточной и Центральной Европы. Россия стала европейской державой в большей мере, чем когда-либо прежде.
Австрийцы, воспользовавшись тем, что принимали у себя конгресс, прибрали к рукам Тироль, а также Далмацию и Истрию, продвинувшись еще дальше на Балканы, где они окончательно завязли вплоть до Первой мировой войны и краха габсбургской монархии. Австрия расширила свое господство в Северной Италии, завладев Ломбардией и Венецией и добившись передачи членам семейства Габсбургов Тосканы, Пармы и Модены. Даже восстановленная династия Бурбонов в Неаполе попала в зависимость от Вены. Австрийская гегемония на Апеннинском полуострове продлилась до объединения Италии во второй половине XIX века.
Значительно усилило свое могущество и богатство королевство Пьемонт-Сардиния, получив от миротворцев Геную, французскую Савойю, Ниццу на Ривьере, Монако и другие территории. Это обстоятельство через пятьдесят лет сыграет существенную роль в изгнании австрийцев и объединении Италии.
Перекраивая Европу, конгресс совершенно не обращал внимания на подлинные интересы народов, посеяв зерна недовольства и будущих революций. Делегаты, естественно, не занимались проблемами испанской Америки, как и всего остального неевропейского мира. Но они игнорировали и национальные устремления европейских народов, особенно малых, обездоленных и угнетенных. Правда, за этот «изъян» в работе историки обрушили свой гнев на конгресс много позже, когда в полной мере стал проявлять себя национализм. В 1815 году миротворцев больше волновали проблемы легитимизма, «баланса сил» и, по выражению Генца, «дележа добычи».
Великие державы, подписавшие Заключительный акт конгресса, создали и прецедент вмешательства во внутренние дела других государств. На четырех съездах «конгресса Европы» (Экс-ла-Шапель — 1818 год, Троппау — 1820 год, Лайбах — 1821 год и Верона — 1822 год) они обогатили свои полномочия по недопущению попыток подорвать мир и стабильность в Европе правом вмешательства во внутреннюю политику других стран с целью поддержания законности и порядка. В результате, как говорил лорд Каслри, великие державы взяли на себя роль «жандармов Европы».
В 1820 году, когда лидеры великих держав встречались в Троппау (теперь Опава), возникло сразу несколько угроз миру и стабильности в Европе: заговор взорвать лондонский парламент, убийство наследника французского трона, революции в Испании, Португалии, Пьемонте и Неаполе. Великие державы заявили, что они не потерпят противозаконных действий, и пригрозили применить в случае необходимости силу. Венский конгресс, конечно, не давал им такого права, но заложил основу для коллективной заботы не только о мире, но и о порядке в Европе.