Битва колдуньи. Сага о мечах
Шрифт:
Ингвиль была так изумлена, что села прямо на разложенные одежды и уронила на колени влажное полотенце.
– Обручение? Какое? Кого? – бормотала она, глядя на отца с недоумением и ужасом и еще надеясь, что ослышалась или чего-то не поняла. – Но как же? Как же я могу с ним обручиться? Ведь у меня уже есть…
– Ты не обручена, дочь моя, и свободна выбрать себе в мужья любого достойного человека, – с подчеркнутой уверенностью поправил ее Фрейвид. – Да, я обещал отдать тебя тому фьяллю, но сговора не было, а он с тех пор показал, как мало считается с обетами дружбы. Я думал, ты сама поняла цену его обещаний. Он подарил мне обручье, – Фрейвид поднял руку, где блестела полоска узорного серебра, – но вскоре явился с мечом, чтобы отнять и свои подарки, и мою жизнь! Ведь Хёрдис рассказывала, что и Хродмар сын Кари, и его родич Моди были среди тех, кто спалил наш Прибрежный
– Но я… – начала Ингвиль.
От растерянности и горя она не находила слов; да, обстоятельства не благоприятствовали ее свадьбе с Хродмаром, но она готова была ждать сколько понадобится. Никого другого она не могла представить своим мужем, как не могла вообразить своего будущего без Хродмара. Месяцы разлуки не уменьшили ее влечения к нему, и обручиться с другим казалось ей хуже смерти. Это просто невозможно!
– Ведь ты же не скажешь мне, что любишь того рябого фьялля? – проницательно глядя на нее, спросил Фрейвид, и Ингвиль опустила глаза. Сказать об этом она не смела, но думала именно так, и слезы текли по ее щекам и падали на колени, а она не могла их сдержать. – Забудь о нем, как будто его и не было. Что тебе в том рябом уроде? Виги ярл гораздо красивее и знатнее его, он старший сын конунга, а не какой-то там двоюродный племянник, да еще и бывший. Виги ярл молод, красив, доблестен, он любит тебя, ты хорошо знаешь его. Жениха лучше и придумать нельзя. Будет война, а в такое время родство с конунгами никому еще не мешало. Обручение должно состояться как можно быстрее, и я надеюсь убедить конунга сыграть свадьбу еще здесь, на тинге. Он согласится – скоро ему предстоит ехать в Эльвенэс, просить о поддержке конунга слэттов. Он захочет оставить Квиттинг на попечение надежных людей, родичей. Он ведь не дурак и понимает, что в такое время нельзя оставить страну во власти этих тупоумных Лейрингов! Ты уедешь с этого тинга не в Кремнистый Склон, а на озеро Фрейра и станешь молодой королевой. Больше Лейринги не будут задирать перед нами нос!
Однако до Ингвиль из этой мудрой речи дошло очень мало. Будущее развернулось перед ней темной раскрытой могилой, острая боль терзала ее грудь, словно стрела вонзилась в самое сердце. От слез она ничего не видела, полутемный закуток поплыл вокруг нее, взор заволокло туманом, только золотистое пятнышко обручья дрожало на коленях у Фрейвида. Ингвиль пыталась вздохнуть, вырвать эту стрелу из груди…
Вдруг туман сам разорвался, блеснул свет. Ингвиль увидела Волчий камень, перед ним на земле лицом вниз лежал человек, а возле его плеча и шеи быстро расползалось пятно свежей крови. Ингвиль вскрикнула – она узнала в лежащем отца, его широкие плечи и разметавшиеся рыжеватые волосы с тонкими нитями седины.
Снова вспыхнул яркий золотой свет и поглотил видение; затем в глазах потемнело, и тут же Ингвиль увидела настоящую тьму. Где-то в стороне ярко горел костер, освещая огромное дерево, то ли дуб, то ли ясень. На ветке его тяжело качалось что-то большое, вытянутое, страшное. Нечеловеческое лицо мелькнуло перед взором, искаженное диким страданием, темное, как лик самой Хель, в ушах раздался короткий сдавленный хрип. Каменный грохот обрушился на Ингвиль, она ощущала, как тысячи и тысячи камней валятся сверху прямо на нее, с громовыми раскатами летят огромные валуны, подскакивают на уступах, мелкая галька скатывается по ее голове и плечам. Ингвиль чувствовала над собой тяжесть этой каменной лавины и лишь удивлялась, что остается живой. И вдруг камнепад растаял, наступила тишина, видения погасли.
Фрейвид молча смотрел в лицо Ингвиль: дочь сидела бледная, выпрямившись и опустив руки, ее глаза были широко раскрыты, а взгляд застыл, по лицу пробегали быстрые судороги ужаса. Холодок пополз по спине Фрейвида, волосы шевельнулись. Его было нелегко напугать, но он уже знал о даре своей дочери. Ее снова посетили видения, а добрые знамения встречают не с таким лицом.
Вдруг Ингвиль вскрикнула и повалилась на лежанку, закрыла лицо руками и зарыдала. Перепуганная Бломма выскочила из закутка. Даже Фрейвид не сразу взял себя в руки и решился заговорить. Тело Ингвиль сотрясалось от бурных рыданий, а в голосе слышалось такое безнадежное отчаяние, какое, должно быть, мучает вёльву, предвидящую неизбежную гибель мира и
– Дочь моя! Ингвиль! – наконец решился позвать Фрейвид и положил ладонь ей на плечо.
Ингвиль сильно вздрогнула, резко обернулась, глянула на него безумными глазами и отшатнулась, словно перед ней был восставший из-под кургана мертвец.
– Что с тобой? – стараясь скрыть дрожь, с сердитой требовательностью спросил Фрейвид. Он и в самом деле сердился, как сердится сильный и гордый человек, чувствуя, что не может побороть страх. – Тебе было видение? О чем оно?
Ингвиль отодвинулась от него как можно дальше, насколько позволяла длина лежанки в тесном закутке. За занавесом тоже было тихо: хирдманы в землянке напряженно и тревожно прислушивались к разговору хёвдинга с дочерью-ясновидицей. А Ингвиль снова закрыла лицо руками, как маленький ребенок в попытке спрятаться. Она дрожала после пережитого потрясения и не находила в себе сил рассказать отцу о том, что видела его мертвым. Произнести вслух, даже допустить мысли о подобном для нее было более страшным и кощунственным, чем своими руками попытаться обрушить один из опорных столбов Тюрсхейма. Но первое из страшных видений стояло у нее перед глазами, она могла подробно рассмотреть лежащее тело, и у нее не было никаких сомнений: Фрейвид хёвдинг лежал убитым перед священным Волчьим камнем в святилище Тюрсхейм. Таков был конец дороги, на которую он сейчас вступал.
– Что открыли тебе боги? – настойчиво спрашивал Фрейвид. – О чем они предупреждают нас?
– Я видела горе, – опустив руки, вымолвила наконец Ингвиль, и никакими силами из нее сейчас нельзя было бы вытянуть более подробный ответ. – Я знаю одно, – тихо продолжила она, не глядя на отца. – Вероломство порождает вероломство, горе и гибель. Не нужно этого делать, отец. Это обручение не принесет ни радости, ни чести никому из нас.
Фрейвид не сразу ответил: неподдельный ужас его разумной, сдержанной и послушной дочери смутил его, и на миг он почти поддался ее уговорам.
Но только на миг. Обещанные ею несчастья были слишком далеки и расплывчаты. А выгоды от ее обручения – вот они, уже в руках. Почетное родство, еще больше власти и влияния – пока конунга не будет в стране, у Фрейвида не найдется здесь соперников. А потом, когда Стюра не станет и у власти окажется муж Ингвиль… Этот путь был не из легких, и Фрейвид это отлично понимал, но он не искал в жизни легких путей, ибо всегда полагался на свои силы.
– Я согласен с тобой, как согласился бы и всякий разумный человек, – сурово ответил он. – Из дурного зерна не может вырасти ничего хорошего. Вероломство всегда породит только вероломство. Об этом неплохо бы помнить нашим бывшим гостям-фьяллям. Разве не вероломно с их стороны разорить мою усадьбу после того, как я целый месяц давал им пристанище, кормил и лечил их, да еще и продал железо? Чем был их поход, если не вероломством?
Ингвиль наконец посмотрела на отца. Он ничего не понял.
– Фьялли первыми нарушили обеты дружбы! – настойчиво повторил Фрейвид, как будто убеждал не только дочь, но и самого себя. – Никто тебя не осудит, если ты отдашь это обручье Виги ярлу. Ты не опозоришь своего отца и не заставишь объявлять обручение дочери в отсутствие невесты?
– Ты волен поступать как тебе угодно, – тихо и безразлично ответила Ингвиль. – Но я обещана Хродмару сыну Кари и по доброй воле не буду принадлежать никому другому.
Возбуждение, принесенное видениями, уже схлынуло, в душе осталась гулкая пустота. Ингвиль не хотелось спорить, убеждать – она просто знала, что это не нужно. Фрейвид может нарушить обещание, данное фьяллям. Но сама Ингвиль не могла отступиться от обетов, которыми они с Хродмаром обменялись не в гриднице перед людьми, а наедине. Обетами, которые слышали только они двое да еще богиня Вар, хранительница людских клятв.
Глава 16
Фрейвид вышел, оставив Ингвиль успокаиваться и одеваться, и опять прислал к ней Бломму. Обручье он пока оставил у себя. Она одевалась к пиру, не замечая, какие одежды и украшения подает ей служанка. Бломма расчесывала ей волосы, а Ингвиль снова вспоминала свое видение. Тьма, полная огненных отблесков, вытянутое человеческое тело, висящее на дереве, – жуткое зрелище отталкивало ее, но она, преодолевая ужас и отвращение, пыталась вглядеться и понять, что же обещает ей судьба. Но видение ускользало и прятало от нее свой смысл. Одно было ясно: кого-то из хорошо знакомых ей людей ждет страшная смерть, и это событие окажет огромное влияние на судьбу Ингвиль… и, вероятно, не только ее. Ингвиль сознавала, что отец толкает ее на гибельный путь, но и сам идет по нему впереди нее.