Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945
Шрифт:
Мы едем дальше по шоссе на легковушке штаба 11-й армии в сторону Кёнигсберга (ныне Калининград. – Ред.), чтобы отыскать там 5-й артиллерийский корпус. Шоссе полностью забито тяжелыми грузовиками. Встречающиеся на нашем пути деревни частично сильно разрушены. Бросается в глаза, что нам попадается очень мало подбитых советских танков, совсем не так, как это было в первые дни наступления.
По пути мы встречаем колонны гражданского населения, которые под охраной наших автоматчиков направляются в тыл, подальше от фронта. Некоторые немцы едут в больших крытых фургонах. Подростки, мужчины, женщины и девушки идут пешком. На всех хорошая одежда. Вот было бы интересно поговорить с ними о будущем. Вскоре мы останавливаемся на ночлег. Наконец-то мы попали в богатую страну! Повсюду видны стада домашнего скота, который бродит по полям. Вчера и сегодня мы варили и жарили по две курицы в день. В доме все оборудовано очень хорошо. Немцы оставили почти
26 января 1945 года. Петерсдорф под Велау. – Здесь, на этом участке фронта наши войска находились в четырех километрах от Кёнигсберга. <…> 2-й Белорусский фронт вышел под Данцигом к морю. Таким образом, Восточная Пруссия полностью отрезана. Собственно говоря, она уже почти в наших руках. Мы проезжаем по Велау. Город еще горит, он полностью разрушен. Повсюду дым и трупы немцев. На улицах можно видеть много брошенных немцами орудий и трупов немецких солдат в сточных канавах. Это знаки жестокого разгрома германских войск. Все празднуют победу. Солдаты готовят еду на костре. Фрицы все бросили. На полях бродят целые стада домашнего скота. В уцелевших домах полно отличной мебели и посуды. На стенах можно видеть картины, зеркала, фотографии. Очень многие дома были подожжены нашей пехотой. Все происходит так, как говорится в русской пословице: «Как аукнется, так и откликнется!» Немцы поступали так в России в 1941 и 1942 годах, и вот теперь в 1945 году это отозвалось эхом здесь, в Восточной Пруссии.
Я вижу, как мимо провозят орудие, накрытое вязаным пледом. Неплохая маскировка! На другом орудии лежит матрас, а на матрасе, закутавшись в одеяло, спит красноармеец. Слева от шоссе можно наблюдать интересную картину: там ведут двух верблюдов. Мимо нас проводят пленного фрица с перевязанной головой. Разгневанные солдаты кричат ему в лицо: «Ну что, завоевал Россию?» Кулаками и прикладами своих автоматов они подгоняют его, толкая в спину.
27 января 1945 года. Деревня Штаркенберг. – Деревня выглядит очень мирно. В комнате дома, где мы остановились, светло и уютно. Издали доносится шум канонады. Это идет бой в Кёнигсберге. Положение немцев безнадежно. <…> И вот приходит время, когда мы сможем рассчитаться за все. Наши обошлись с Восточной Пруссией не хуже, чем немцы со Смоленской областью. Мы всей душой ненавидим немцев и Германию. Например, в одном из домов деревни наши ребята видели убитую женщину с двумя детьми. И на улице часто можно видеть убитых штатских. Немцы сами заслужили такие зверства с нашей стороны, ведь это они начали первыми так вести себя по отношению к гражданскому населению оккупированных областей. Достаточно только вспомнить Майданек и теорию сверхчеловека, чтобы понять, почему наши солдаты с таким удовлетворением приводят Восточную Пруссию в такое состояние. Конечно, невероятно жестоко убивать детей, но немецкое хладнокровие в Майданеке было в сто раз хуже. К тому же немцы прославляли войну! <…>
28 января 1945 года. – До двух часов ночи мы играли в карты. Дома были [немцами] брошены в хаотичном состоянии. У немцев было очень много всякого имущества. Но сейчас все валяется в полнейшем беспорядке. <…> Мебель в домах просто отличная. В каждом доме полно самой разной посуды. Большинство немцев жило совсем неплохо. <…> Война, война – когда же ты закончишься? Вот уже три года и семь месяцев продолжается это уничтожение человеческих жизней, результатов человеческого труда и памятников культурного наследия. Пылают города и деревни, исчезают сокровища тысячелетнего труда. А ничтожества в Берлине стараются изо всех сил, чтобы как можно дольше продолжать эту единственную в своем роде битву в истории человечества. Поэтому и рождается ненависть, которая изливается на Германию. <…>
1 февраля 1945 года. – В деревне мы видели длинную колонну современных рабов, которых немцы согнали в Германию изо всех уголков Европы. <…> Наши войска вторглись широким фронтом в Германию. Союзники тоже наступают. Да, Гитлер хотел сокрушить весь мир. Вместо этого он сокрушил Германию. <…>
2 февраля 1945 года. – Мы прибыли в Фухсберг. Наконец-то мы добрались до места назначения – до штаба 33-й танковой бригады. От красноармейца из 24-й танковой бригады я узнал, что тринадцать человек из нашей бригады, среди них и несколько офицеров, отравились. Они выпили спирта-денатурата. Вот к чему может привести любовь к алкоголю! По дороге мы встретили несколько колонн немецких гражданских лиц. В основном женщин и детей. Многие несли своих детей на руках. Они выглядели бледными и испуганными. На вопрос, не немцы ли они, они поспешили ответить «Да». На их лицах лежала явная печать страха. У них не было причин радоваться
Вчера вечером солдаты дивизии рассказали мне о некоторых вещах, которые никак нельзя одобрить. В доме, где находился штаб дивизии, ночью были размещены эвакуированные женщины и дети. Туда стали один за другим приходить пьяные солдаты. Они выбирали себе женщин, отводили их в сторону и насиловали. На каждую женщину приходилось по несколько мужчин. Солдаты рассказывали, что были изнасилованы и совсем юные девочки, которым было по 13–15 лет. О, как же они сопротивлялись! <…>
Такое поведение никак нельзя одобрить. Мстить, конечно, надо, но не собственным членом, а оружием. Еще как-то можно понять тех, у кого немцы убили их близких. Но изнасилование юных девочек – нет, это невозможно одобрить! По моему мнению, командование скоро должно положить конец таким преступлениям, а также ненужному уничтожению материальных ценностей. Например, солдаты ночуют в каком-нибудь доме, утром они уходят и поджигают дом или безрассудно разбивают зеркала и ломают мебель. Ведь ясно же, что все эти вещи однажды будут перевезены в Советский Союз. Но пока здесь живем мы и, неся солдатскую службу, будем жить и впредь. Такие преступления только подрывают мораль солдат и ослабляют дисциплину, что ведет к снижению боеспособности».
Не только в Восточной Пруссии, но и на других участках огромного фронта солдаты Красной армии переживали нечто подобное. «Мы пришли с Востока», так называется книга, изданная в Южной Америке, в которой Борис Ольшанский, боец армии Жукова, вспоминает военные годы:
«Первый немецкий городок на нашем пути. Его улицы забиты нашими солдатами. Кругом толпится народ. На тротуарах и на добротных мощеных улицах валяются выброшенные из домов пуховые одеяла, разнообразная мебель и велосипеды. Множество сломанных велосипедов громоздится на шоссе, ведущем к Одеру. Наши бойцы берут велосипед, садятся на него, нажимают на педали и со всего разгона врезаются в бордюр, а потом бросают велосипед – подумаешь, это же был немецкий велик! <…> Толпа солдат запрудила все улицы. Это выглядело так, словно здесь собрались представители всех родов войск. Здесь можно было встретить пехотинцев, танкистов, саперов, бойцов этапной службы – санитаров и так далее.
«Ты здесь по приказу? – спрашиваю я какого-то сержанта-связиста. – Сколько дней ты уже в этом городе?»
«Да уже третью неделю!» – отвечает он.
«А где твоя часть?»
«А черт ее знает! Некоторые из наших парней тоже здесь!»
«Да это же дезертирство!»
«Какое еще дезертирство? Все так делают!»
Борис Ольшанский прибыл в 5-ю ударную армию, в ту армию, передовые отряды которой вышли на правый берег Одера и даже сумели захватить на левом берегу плацдарм.
«Одер был покрыт льдом, и 8 февраля наш плацдарм уже достигал глубины в десять километров. Если бы у нас были танки, городок Врицен был бы наверняка взят. К сожалению, мы не получили подкрепления. Детали прежде так хорошо работавшего механизма начали выходить из строя. «Иволга, Иволга, ответь! Иволга!» – разносился отчаянный вызов штабного радиста. Ответа приходилось ждать долго. Задерживалась даже передача боевых приказов. Одновременно куда-то пропадала пехота, артиллерия и базы снабжения, которые были нам так необходимы. Выведенный из равновесия этими неурядицами, раздосадованный командующий 5-й ударной армией, генерал-лейтенант Николай Берзарин, сам отправился на поиски. Когда он нашел солдат, то сразу поснимал всех командиров и схватился за пистолет. Что ему оставалось делать? Пристрелить их собственной рукой? Но какой смысл был бы в этом? Собственно говоря, виновные были не так уж и виноваты… <…> В разговоре с глазу на глаз с начальником штаба он бросил однажды в сердцах: «Нельзя же одновременно гнаться за двумя зайцами – мстить и воевать. Армия разваливается к чертовой матери!»
Наше наступление захлебнулось. Противник, который правильно оценил сложившееся положение, бросил в бой свои слабые резервы и отбил городки Ной-Барним и Ортвиг и попытался сбросить нас в Одер. Немцы кричали нам по-русски: «Вы больше не продвинетесь вперед ни на шаг! Отправке домой посылок пришел конец!»
Наш плацдарм начал таять на глазах…» (На этом участке плацдарма немцы действительно немного, на 2–5 км, продвинулись к реке, однако на остальных, южнее, в ходе тяжелых боев Кюстринский плацдарм был существенно увеличен. – Ред.)
Ольшанский хорошо информирован и о положении дел в других армиях. Он даже знает о шифровке генерала Берзарина заместителю командующего 1-м Белорусским фронтом Василию Соколовскому, из которой следует, что:
«<…> 30 процентов личного состава первого эшелона 5-й ударной армии были бесконтрольны и не подчинялись приказам. В 8-й гвардейской армии 25 процентов воинских частей не выполнили приказ занять новый участок боевых действий. Примерно так же обстояли дела и в других армиях. Хаос не обошел стороной даже штаб фронта. Даже разные отделы снабжения войск и интендантства во многих случаях не могли сказать, куда запропастились колонны с боеприпасами, вооружением и продуктами питания.