Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945
Шрифт:
Когда я изложил по телефону эти факты Гитлеру, он отнесся к моему сообщению с недоверием».
Маловероятным казался этот артиллерийский обстрел и многим жителям столицы рейха. Матиас Менцель пишет: «Это случилось в полдень. Взрыв на Унтер-ден-Линден был только началом. Взрыв без предупреждения, без самолетов, разрыв снаряда! Артиллерия ведет огонь по центру города. Это должно означать, что войска Сталина вплотную подошли к Берлину, по крайней мере к его окраинам. Вмиг поредевшая толпа в панике мечется по правительственному кварталу. Бегство под землю, под Вильгельмплац, от снарядов русской артиллерии – это последнее бегство нашего времени. Тот из них, кто еще раз выйдет на свет божий из-под земли, увидит солнце новой эры. <…>
Итак,
Овен 21 апреля в своем дневнике пишет:
«Кажется, стена нашей обороны треснула. Вызывает сомнение, смогут ли берлинские вооруженные формирования, которые в последнее мгновение должны были закрыть образовавшуюся брешь, справиться с этой задачей. Создается впечатление, что решение о направлении их на фронт было принято слишком поздно. Хотя, возможно, оно запоздало всего лишь на несколько часов.
Сегодня в полдень на квартиру министра [Геббельса] явился майор Ленхофф, которого вчера бросили на фронт вместе с берлинским охранным полком. Он был в полном отчаянии, по его словам, весь его полк уничтожен».
Несмотря на напряженное положение, в этот день в рабочем кабинете Геббельса проходила обычная 11-часовая конференция. Это последняя конференция, в которой принимал участие Ганс Фриче, известный радиокомментатор Третьего рейха.
«Вся его речь состояла из обвинений в адрес старых офицеров и «реакции». Он обвинял их в измене. В измене, которую они якобы совершали в течение многих лет. Тогда, когда они еще в 1940 году отговорили Гитлера от высадки десанта в Англии; тогда, когда у них сдали нервы в России; тогда, когда до войны и во время войны выделяли слишком мало средств на вооружение; тогда, когда не смогли справиться с вторжением союзников и когда поддерживали те силы, которые проявили себя 20 июля 1944 года. Он не забывает упомянуть ни одно ошибочное решение, ни одно трагическое событие времен войны. Все перечисляется, все называется как доказательство «предательства», которое совершили старые офицеры и «реакция».
Все в моей душе восстает против этого мнения и против дешевых оправданий. Вопреки этикету таких конференций и вопреки своеобразию именно сегодняшнего собрания, во время одной из пауз в речи министра я заявляю: «Если даже где-то и имело место предательство, разве это не было многократно компенсировано верностью, самоотверженностью, мужеством и верой германского народа, который предоставил в распоряжение своего правительства больше доброй воли, чем какой-либо другой народ в прошлом?»
Моя реплика вызывает совершенно неожиданную реакцию. <…> Министр принимается энергично оправдывать свою политику и политику Гитлера. Но это уже не прежнее виртуозное, хладнокровное, расчетливое красноречие. Это приступ несдержанности, когда впервые ни с чем не сдерживаемой силой высказываются мысли, которые до сих пор всегда тщательно скрывались или даже оспаривались.
Вдруг звучит заявление, что германский народ оказался несостоятельным. На Востоке он бежит от врага, а на Западе мешает солдатам сражаться и встречает врага белыми флагами.
Обычно бледное лицо министра становится красным от гнева. Жилы набухают,
Я вскакиваю со своего места. Я хочу перебить его. Хочу сказать, что он сам и Гитлер никогда не придавали тому референдуму значения выбора между миром и авантюрой. Что, наоборот, оба постоянно заверяли всех в том, что хотели лишь использовать мирные средства в борьбе Германии за свое существование.
Доктор Геббельс замечает мой порыв. Но он не дает мне сказать ни слова. Он тоже встает и продолжает говорить: «Да, возможно, для некоторых людей это сюрприз. Даже для моих сотрудников. Однако не предавайтесь иллюзиям. Я никого не принуждал быть моим сотрудником, точно так же, как мы не принуждали германский народ. Он сам уполномочил нас. Почему вы работали со мной?! Сейчас вам перережут шейку!»
Направившись к двери, он вдруг еще раз поворачивается и кричит: «Но если мы уйдем в отставку, тогда пусть содрогнется весь мир!»
Фриче покинул резиденцию Геббельса. Его сопровождал руководитель германского информационного агентства Альбрехт. Фриче вспоминал: «Неожиданно над нашими головами раздался шелест, и на другой стороне среди первых деревьев парка Тиргартен прогремел взрыв. Доктор Альбрехт подумал, что начался воздушный налет, и начал высматривать в небе вражеские самолеты. Но я знал, что это был артиллерийский снаряд. Он прилетел с Востока».
Глава 9
Берлин в кольце окружения
Швейцарец посещает столицу германского рейха непосредственно перед наступлением русских.
«За последние два месяца перед штурмом лицо Берлина снова сильно изменилось. Первые меры по организации обороны города, которые были предприняты еще в январе… носили, пожалуй, печать импровизации. Повсюду без разбору рыли траншеи, строили баррикады, призывали на военную службу необученных членов фольксштурма, в то время как с востока нескончаемым потоком шли войска и беженцы. Пока русские закреплялись на своих позициях на Одере и Нейсе и собирали живую силу и технику для наступления, в Берлине начали быстро готовиться к обороне города. Недели хаотичной деятельности сменились неделями планомерной работы. Вокруг Берлина выкопали противотанковые рвы, на въездах в город установили противотанковые заграждения и баррикады, а сам город, как и обширные пригороды, был усеян бетонированными боевыми позициями, пулеметными гнездами, стрелковыми ячейками и траншеями, а также подготовленными артиллерийскими позициями. Все эти укрепления были созданы упорным трудом жителей Берлина, населения других стран, угнанного на работу в Германию, а также солдат.
Улицы Берлина во многих местах перегорожены высокими кирпичными стенами. Огромные кучи битого кирпича и камней, которые в начале февраля должны были помочь остановить русских, превратились между тем в прочные баррикады. Трамвайные рельсы были извлечены из мостовой, разрезаны на куски, и эти куски были забиты вертикально в асфальт улиц. К ним были приварены части несущих конструкций из разрушенных при бомбежках домов. Пространство между двумя такими заграждениями заполнялось битым кирпичом и камнями. Часто поперек улицы устанавливались трамвайные вагоны, заполненные камнями. Тем не менее баррикады очень разные, так как они строятся из того материала, который можно найти поблизости. В полях и рощах в окрестностях Берлина можно видеть множество заграждений, построенных из вбитых в землю тонких кольев и стволов деревьев. Берлинцы не испытывают к подобным заграждениям особого доверия: остроумный народ придумал много крепких острот по их поводу.