Битва за огонь
Шрифт:
Где-то здесь есть люди? Странно.
Это заставило меня сменить направление, и двинуться в направлении, откуда слышался звон.
Слышу звон, но не знаю, где он. Точное выражение жизненной позиции части моих знакомых. В особенности, после развернувшейся в сети "информационной войны", в которой тролли всех мастей поливали друг друга грязью и ложью.
Провалов в земле больше не встречалось, улица была относительно ровной и чистой. Коммуникатор тревожно запищал, намекая, что пора выходить из капсулы и ложиться спать, но я наплевал
Большие позолоченные купола блестели на уровне высоты двухэтажного дома, отражая непонятно откуда взявшийся свет. Через несколько шагов я смог разглядеть и само здание церкви, выкрашенное в белый цвет.
Я толкнул скрипучую створку ворот и двинулся к входу в церковь. Довольно большие, намного выше человеческого роста ворота были приоткрыты: не до конца, а так, чтобы между створками мог протиснуться человек.
Но там точно кто-то был! Через покрытые пылью окна не было возможности ничего разглядеть, поэтому, я решил постучаться, прежде чем войти в храм.
Стук костяшками пальцев по тяжелой дубовой створке был еле слышен, но из-за двери все же раздался кашель и хриплый голос:
– Можешь войти, мил человек.
Говоривший будто на последнем издыхании: столько боли слышно в его голосе. Я последовал приглашению и вошел в храм.
Изнутри было еще темнее, но, по крайней мере, без пыли. Небольшой коридорчик, ведущий к иконостасу, ковры на идеально ровном каменном полу.
Святые смотрели на меня с образов, на лицах их навсегда застыло выражение скорби. Золоченые рамы икон отражали свет нескольких свечей, тени бегали туда-сюда, гоняемые им.
Наверняка, свечи эти просто не могли догореть.
Странно говорить, но я никогда не был в храме. Даже на экскурсии в Исаакиевском или Спаса на Крови. Заходить туда было как-то неудобно что ли... Я же неверующий...
Такое ощущение, что визитом своим туда я оскверню что-то. Это как по белым коврам в грязной обуви топтаться: кому-то, может быть, и ничего, а мне стыдно.
Передо мной, сжимая в кулаке большой восьмиконечный крест, стоял брат-близнец сумасшедшего проповедника. Я покачал головой, и видение рассыпалось: черты сходства с него будто смыло.
Сразу стало видно, что он на много лет старше безумца, убитого мной: длинная борода седая, выцветшие серые глаза, лицо покрыто морщинами.
– Зачем ты пришел сюда?
– спросил священник, а это был именно он: длинная черная ряса до колен не оставляла сомнений.
– Я спустился в бездну.
– Ответил я и сделал шаг навстречу ему.
– Ты знаешь, что происходит наверху?
– Как обычно.
– Ответил мне он. Еще шаг, и я могу нормально рассмотреть его лицо. Оно покрыто плохо заросшими язвами, десятками мелких язв, как будто укусы насекомых покрывавшими его лицо.
– Кровь и смерть. Война. От этого я и ушел сюда.
Он снова закашлялся, а я сделал еще один шаг вперед и остановился прямо
Он стар. Очень и очень стар. И у него не было ника над головой - вот что странно.
Я чуть прямо не спросил об этом, но не решился. Мало ли как на это отреагирует НПС.
– Значит, ты собрался спуститься в бездну?
– спросил он меня.
– Тогда ты по адресу. Идем.
Священник развернулся и пошел в одну из боковых дверей. Я немедленно последовал за ним.
– Там эпидемия.
– Сказал я.
– И... Мне сказали, что там может быть лекарство.
Разумеется, ничего о лекарстве мне не говорили. Но, если эпидемия пришла именно оттуда, то почему бы и лекарству не найтись там? Логично?
Правда, приходиться опираться на слова умирающего безумца. Но что еще делать-то? Другие варианты?
– Там нет никаких лекарств.
– Ответил священник.
– Абсолютно никаких. И ты не найдешь там ничего, кроме скорби, горя и боли. Но, я покажу дорогу.
Он двигается по старинной винтовой лестнице практически бесшумно, я же, наоборот, топочу, как слон. С каждым шагом мы поднимаемся все выше, а ступени все не кончаются и не кончаются. Отсюда храм кажется гораздо больше, чем снаружи.
Наконец, мы поднялись на колокольню: несколько колоколов разных размеров, свивающие веревки, привязанные к их языкам и пыль. Опять пыль, везде, где только можно. Снова видно багровое зарево, но теперь близко, можно рукой подать. Хотя это, разумеется, только кажется.
Еще одна веревка, привязанная к крюку, вбитому в стену. Она уходит как раз в сторону озера и исчезает через несколько метров. Просто из-за того, что здесь видимость в несколько метров.
– Вот твой путь. Он ведет в бездну. Уверен ли ты, что хочешь идти?
Я не знал, что ответить. С каждым шагом все в этой игре становилось все более и более странным. И здесь ничего не поделаешь.
Будто бы заметив мои сомнения, священник снял с шеи цепочку, на которой висел массивный крест, все это время бывший в его руке, и протянул мне.
– Возьми.
– Сказал он.
– Если ты веруешь, то он поможет.
Значит, мне эта штука не поможет точно. Особо верующим я не был никогда.
Но что-то заставило меня протянуть руку и принять предмет. Он был намного тяжелее, чем казался на вид.
На шею вешать я его не стал, спрятал в карман, хоть и был за это "обласкан" осуждающим взглядом святого отца.
– Я пойду?
– уходить без прощания мне казалось неправильным.
– Иди.
– Кивнул он.
– Иди, хоть я и не знаю, куда и зачем ты идешь.
Уцепившись одной рукой за веревку, я кивнул ему и соскользнул вниз.
Веревка шла под уклон, поэтому мне практически не приходилось прилагать сил: просто, знай себе, держись и следи, чтобы пальцы не разжались. Это было не так уж и просто, тем более, что двигаешься ты так, как будто завернут в кусок ваты: не видно абсолютно никого и ничего.