Битвы и приключения
Шрифт:
Потом Гёте, Вазов, Славейков, Яворов…
Горький, Гамсун, Ибсен, Виктор Гюго…
Что вам сказать о моих ответах? Два слова: стыд и позор!
Я и в самом деле много читал — и по-болгарски и по-русски, — но это были главным образом книги Майн Рида, Жюля Верна, Фенимора Купера, Конан-Дойля и всякие другие приключенческие и детективные романы: о Шерлоке Холмсе, Нате Пинкертоне, Рокамболе и Арсене Люпене — французском благородном воре.
Как оказалось на поверку, я прочитал два тома рассказов и роман «Мать» Горького, три романа и две повести Тургенева, отдельные произведения ещё некоторых писателей. Но, как ни вертись,
Зато, как видите, я хорошо запомнил урок своих первых «профессоров».
У Николая Хрелкова был огромный ящик, полный книг. В тот же вечер я открыл его тяжёлую крышку и вступил в чудесные владения Великой Литературы.
С тех пор — долгие годы, бесчисленные дни — я не покидал их. Быть может, из-за этой цифры, которую я так необдуманно тогда назвал…
Сказки
Храбрый коротышка
Большой погреб в усадьбе был набит бочками и ящиками, банками, корзинами и мешками.
А они были полны фруктов и овощей, бобов и капустных кочанов, брынзы и сыров, пшеницы и кукурузы. Каких тут только ещё припасов не было!
Если бы кто-нибудь мог спросить хвостатых обитателях погреба на их свистящем языке, кому принадлежат все эти лакомства, мыши и крысы ответили бы в один голос:
«Мы хозяева! Этот погреб — наше царство! Наше государство!»
В этом царстве было и темно и сыро, но лучшего они не знали. Здесь они рождались, вырастали и умирали, когда приходил их черёд, и были вполне довольны и счастливы.
Да и чего им недоставало, чтобы быть счастливыми? Еды, как мы уже сказали, у них было вдоволь, в норах было тепло, а темнота не мешала их играм и прогулкам.
Двуногие чудовища под названием «люди» редко спускались вниз. И при этом всегда ругали помещика. Особенно сердитыми они становились осенью, когда в погреб свозили урожай. Они называли помещика «грабителем» и «разбойником» и ещё в этом роде. Он живёт, дескать, в городе, как «толстая крыса», а они должны обрабатывать его землю за кусок хлеба и пару царвулей [4] из свиной кожи.
4
Царвули — обувь из кожи, похожая на лапти.
И действительно, батракам и бедным издольщикам еды не хватало. Зато мыши и крысы знай себе пировали и только посвистывали.
От обильной пищи мышиное потомство из года в год становилось всё крупнее и толще.
А крысы иногда с радостью говорили, что если дела и дальше так пойдут, то не за горами время, когда их потомки станут
Но кошачье иго и теперь было не очень уж тяжким для обитателей Большого погреба. Пёстрый кот и его супруга находили столько еды на кухне, что очень редко заглядывали в погреб. Зимой они валялись под печкой, а летом на припёке перед господским домом или на соломенных крышах усадебных служб.
Так, свободные и счастливые, жили мыши и крысы в Большом погребе. Гуляли на свадьбах и крестинах, состязались на самого быстрого бегуна и самого проворного грызуна, ходили в гости да толковали о разных новостях.
Бывали у них и праздники.
Самый большой мышиный праздник назывался «Виноградный Пир», он продолжался две недели.
Во время этого праздника перед входом в погреб дни и ночи скрипели нагруженные телеги, тянувшиеся с виноградников. Люди вносили и накладывали в бочки виноград. Часто они роняли на пол сладкие мятые виноградины.
Как только люди уходили из погреба, мыши и крысы вылезали из своих нор. И начиналось великое пиршество. Виноград ели до тех пор, пока животы не раздувались так, что становилось трудно пролезть в норы. Там мыши и крысы старались поскорей заснуть, потому что знали: во сне пища быстрей переваривается. А проснувшись, опять вылезали из нор и снова объедались.
Но в конце концов праздник кончался: бочки закрывали, а пол в погребе подметали.
Иногда слуги забывали как следует завернуть краны, и виноградный сок начинал капать в подставленные тарелки. Но в тёмном мышином царстве существовал суровый закон. Он гласил:
«Никто не имеет права пробовать сок, который каплет в тарелки, или высасывать его через щели у обручей бочек! Этот сок называется «Яд безумной храбрости». Кто выпьет его, того ожидает смерть!»
Почему сладкий виноградный сок, разлитый в бочки, назывался «Яд безумной храбрости»?
Почему закон так сурово запрещал его пробовать?
На эти вопросы не могли ответить даже самые облезлые крысы, которые от старости уже были не в силах даже выползать из своих нор.
Только в одном сказании, дошедшем с древнейших времён, говорилось, что с тем, кто пробовал этот запрещённый напиток, случалось чудо. Голова приятно кружилась, глаза блестели, а сердце переполнялось безумной храбростью. Для него больше не существовало опасностей и врагов…
Соответствовало ли истине это сказание, никто из живых мышей не знал, а пробовать ради проверки не хотел.
Только в остроконечной голове Коротышки появлялась иногда тайная мысль: а не попробовать ли «Яд безумной храбрости»?
Коротышка был молодой мышонок и большой лакомка. Однажды во время Виноградного Пира он с таким увлечением глотал сладкие виноградины, что не заметил, как вошли люди, и один из них наступил ему на хвост.
И вот мыши и крысы в своих норах услышали отчаянный писк:
— Цвырк!
«Погиб!» — подумали они, узнав голос мышонка-лакомки.
Но мышонок всё-таки спасся.
Он с такой силой рванулся в сторону, что оторвал полхвоста, но зато умудрился юркнуть под бочку.
Ранка скоро затянулась, но насмешливое прозвище «Коротышка» осталось.
«Эй, Коротышка, а где твой хвост?» — посмеивались над ним старые и малые крысы и мыши.
Но хуже всего было то, что ни одна из молодых мышек не хотела выходить замуж за мышонка с оторванным хвостом.