Бизнес с русскими или без?
Шрифт:
А теперь такой вариант: люди изменились, но неуловимо. Их проявления в чем-то такие же, как и наши, то есть перед вами, несомненно, русские, но вот досада: иногда их реакции не совпадают с тем, что вы от них ожидаете.
Это интересно, не банально!
Но тогда какие же они, эти реакции?
Решившись рассматривать именно эту Реальность (выражаясь термином С. Переслегина), давайте откинемся на спинку вашего настоящего или виртуального кресла и представим себе следующее. Мы исходим из того, что мы есть сейчас, и рисуем наш национальный характер начала прошлого века, бережно снимая тот «грим», который наложила на него наша история. Вот перед нами наше усталое и почти равнодушное лицо. Мы снимаем вот эту морщинку: она появилась у нас за время ломки СССР. Затем
Стоп! — не убирайте грим дальше! — мы же договорились, что останавливаемся на 1901 годе. Очень уж страшно увидеть то, что будет раскрываться под гримом далее, или очень уж привлекателен тот образ, который мы видим перед собой.
Мы видим разницу в характерах, и эта разница нам понятна. Нам понятно также, что нас ждет в будущем: мы сходим в фитнес, съездим в Турцию, поработаем с друзьями-иностранцами — и наше лицо постепенно вернется в тот светлый и несомненно счастливый образ, который сидит сейчас перед нами и улыбается.
На этом наша история для некоторых заканчивается.
Занавес.
С теми, кто остался, у нас будет уже несколько иной, более серьезный разговор.
Не кажется ли вам, господа, что все не совсем так? Что, всмотревшись и наше лицо столетней давности, мы ощутим не ужас, не восторг, не отторжение — а вообще другое чувство? Что мы увидим не изменения «их относительно нас», а изменения «нас относительно них», то есть ощутим, что дорога, которая для русского начала XX разделялась на три пути, для русского начала XXI века разделяется всего на два, что пространство наших выборов уменьшается?
Неандерталец, живший в Африке 350 тысяч лет назад и внезапно вымерший около 50 тысяч лет назад, вертя в руках череп своего «предшественника», «человека умелого» (Homo erectus, 1,5 млн лет назад), несомненно, поражался своему уму и чистоте и наивности «предшественника».
Тут было для него все ясно: прогресс налицо, мы стали еще умнее и еще сильнее, но и у них было что-то, что мы временно потеряли (например, качество наскальной живописи, уровень изготовления орудий), а теперь, с помощью «фитнеса» и «массажа» вернем. Но к 50-тысячелетию до Р. Х. неандертальцы, к сожалению, исчезли, то есть их перестали находить в культурных пластах — а стали находить совершенно других первобытных людей — кроманьонцев. Что не может не наводить на грустные размышления, особенно учитывая кровожадность и людоедский характер первобытных сообществ.
Итак, мы вконец запутались.
Какая позиция может быть нами признанной правильной — ведь мы не можем посадить в действительности против себя национальный характер начала прошлого века и расспросить его обо всем? Можно, конечно, исследовать источники. Можно узнать о том необычном состоянии общества и нации в целом, которое в начале прошлого века если не охватило всю нацию целиком, но все же чувствовалось ею «в воздухе» (А. Эткинд «Эрос невозможного»), и мы знаем об этом состоянии от ее наиболее чувствительных представителей — поэтов, художников, актеров и писателей. Однако, при огромном интересе таких исследований, все наши выводы из них будут объективно и субъективно спорны, а когда мы начнем анализировать действительность, тут вообще может дойти до драки, поскольку действительность не может быть описана беспристрастно в принципе.
В первой части мы рассмотрели положение архетипов нашего национального характера.
Такова картина сегодняшнего дня. Какова же она была
Давайте разбираться.
Маскулинность. Конечно, три Мировые войны и напряжение сил на их преодоление, особенно учитывая, что Первую мы «слили» (не в смысле проиграли, а смысле прервали наше участи в ней), Вторую выиграли, а Третью (холодную) — проиграли было для нации тяжелым испытанием. Потери населения составили около 35–45 млн человек, из них большую часть — мужчины. Остальным, соответственно, пришлось воспитать в себе мужские качества, да и сами мужчины отложили на время перо и взяли винтовку. Потом, после всех войн, оказалось, что писать им уже совсем не хочется и не о чем.
Можем фиксировать нарастание маскулинности в характере, даже не стоит это доказывать. Сам лозунг «Весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем…» — это маскулинный принцип, согласно определению маскулинности, данному ранее.
Значит, отматывая назад, мы можем предположить, что раньше мы были менее маскулинны, более феминны. Но что такое вообще — «феминность»?
Для «женского» способа характерным является достижение победы в поражении (1812 год), «врастание в ситуацию», анализ ее изнутри, поиск слабых и сильных сторон и их использование без разрушения. В этом смысле женщины — идеальные «тайные агенты», когда нужно произвести максимальный результат при минимальном воздействии («мужской» способ, наоборот, дает максимальный результат при только максимальном воздействии).
Феминность заключается в том эффекте, который продемонстрировали французские женщины, когда войска вермахта захватили Париж в 1940 году. Париж те захватили, но в свою очередь всю немецкую армию «взял в плен» «женский корпус» француженок (за что впоследствии был награжден медалями). Но феминный принцип «работает» не всегда. Евреям не удалось «изжить», «пересидеть» проблему нацизма во Вторую мировую войну, и невозможно было подготавливать почву для исчезновения проблемы — она исчезала для нациста только с исчезновением последнего еврея. Феминный способ эффективен только тогда, когда у вас имеется ресурс, который необходим противнику, которым вы можете с ним «торговаться», несмотря на его формальное превосходство и когда этот ресурс — не ваша жизнь, а нечто меньшее. Русским удалось сочетать феминность и маскулинность одновременно.
Анализируя действия русских на полях сражений, генерал Рунштедт (наш враг!) пишет:
«Следует, однако, отдавать себе отчет, что мы вступаем в борьбу с противником, совершенно иным, нежели Франция. Русская армия — назовем вещи своими именами — разгромила в Семилетнюю войну войска Фридриха Великого, а в 1812–1814 годах — Наполеона. Опыт Мировой войны также не настраивает на оптимистический лад. Я хотел бы обратить внимание присутствующих на один принципиальный момент: опыт истории показывает, что русскую армию можно, а иногда и несложно разбить. Зато очень трудно воспользоваться плодами победы».
Не на полях сражений в начале XX века в России происходила феминизация многих сторон жизни, изначально чисто маскулинных:
«Любопытная Леля слышала из разговоров взрослых в гостиной, что женщины едва ли не активнее мужчин участвовали в революционных процессах (по подсчетам историков, в 70–80-е годы были осуждены в общей сложности 178 женщин, большинство которых принадлежало к террористической организации „Народная воля“, семь раз покушавшейся на Александра II и все-таки убившей его). До конца жизни хранила она фотокарточку Веры Засулич, той самой, которая стреляла в градоначальника Трепова. Леля уже тогда воспринимала происходящее под весьма специфическим углом зрения: слабый пол, к которому она принадлежала, — вот носитель силы, а вовсе не наоборот — а потому все эти женщины-бунтарки были овеяны для нее ореолом романтического героизма» [18] .
18
http://www.peoples.ru/art/literature/prose/roman/salome/history.html