Благие намерения
Шрифт:
Последнюю фразу он произнес самым жалобным тоном. Алият робко подсела и обняла его за плечи. Раба, во всем послушная господину. Раньше ее надо было в бархан закопать…
– Да ничего тебе делать не нужно, - жарко зашептала она.
– Они сами все за тебя сделают. Ну что ты - хуже Улькара?..
– А что с Ар-Аяфой?
Алият чуть отстранилась.
– Ты тут вообще ни при чем, - сказала она очень серьезно.
– Они сами подняли мятеж. Нас еще не было в этой тени, так ведь?
– Да в том-то и дело!
– вскричал он в отчаянии.
– Те, о поднял мятеж, уйдут с нами! А те, кто не поднимал? Они-то ведь останутся! В чём они
– Ни в чем, - сказала Алият.
– Но это ведь война. Всех не сбережешь… Там люди ждут, - напомнила она, кинув на дверь.
– Ты пей, да я спрячу…
В угрюмом молчании Ар-Шарлахи выцедил вторую чашку и, отдав ее вместе с кувшинчиком Алият, расстроенно буркнул:
– Зови…
Когда предводители отрядов и послы от взбунтовавшихся теней расселись, Ар-Шарлахи уже восседал на подушках, как и подобает будущему владыке Пальмовой Дороги: позвоночник - прям, глаза - надменны.
– Кто задумал, тот и исполняет, так ведь, Кахираб?
– негромко и медленно проговорил он.
Темнолобый кареглазый Кахираб с облегчением нагнул голову в глубоком кивке.
– План - твой, - так же неспешно, словно бы через силу, продолжал вождь.
– Стало быть, тебе и командовать…
– Благодарю за честь!
– прочувствованно ответил тот.
На него взглянули - кто с завистью, кто с уважением, кто просто внимательно.
На душе у Ар-Шарлахи было скверно. Он ждал, он надеялся, что вино произведет на него свое обычное действие, что в самый последний миг снизойдет вдохновение… Да нет, даже не вдохновение, а просто храбрость. То ли недостаточно выпил, то ли слишком устал, но не вышло, не выговорилось то, что он задумал сказать: «Командуй, отступай, разбивай караваны Улькара поодиночке, а я остаюсь здесь…» И ничего бы они с ним не сделали…
И все же нужно было что-то произнести, смутить, сбить спесь, хоть как-то расквитаться за собственную слабость…
– Да, кстати, Кахираб…
Тот вскинул голову. Карие глаза исполнены внимания и почтения - не придерешься. И Ар-Шарлахи продолжал небрежно:
– Такая просьба: передай от меня привет Тианги… при случае.
Как он и ожидал, Кахираб был искренне удивлен:
– Какому Тианги?
Ар-Шарлахи медленно усмехнулся, не сводя с него насмешливых презрительных глаз.
– Ты не знаешь Тианги?
– Я знаю нескольких человек, носящих это имя.
Усмешка увяла.
– Ты, должно быть, имеешь в виду Левую руку Анитамахи, - спокойно, не отводя взгляда, с бесстыдной откровенностью продолжал смуглый упрямобровый Кахираб.
– Хорошо, передам сегодня же…
Глава 30
НОЧНОЙ ЛИВЕНЬ
Бритоголовый жрец (вернее, не сам жрец, а служитель храма; жрецы хранили обет молчания) намекнул, что, коль скоро война пойдет не только за независимость Пальмовой Дороги, но и за веру отцов, то кому, как не ему, Шарлаху, надлежит подать пример благочестия. Предложение это странным образом совпало с желаниями самого Ар-Шарлахи, особой религиозностью обычно не отличавшегося и зараженного вдобавок тлетворными идеями премудрого Гоена о божественной сущности человека. Но на сей раз будущим владыкой Пальмовой Дороги овладела такая тоска, так безвыходно и черно обозначилось перед ним будущее, что даже вино не помогло. Из людей пожаловаться было некому (его бы просто не поняли), оставалось одно: поделиться
Сопровождаемый почтительным молчанием толпы, Ар-Шарлахи, упрямо склонив голову, в державном одиночестве проследовал к восстановленному наскоро храмику, увенчанному по углам бронзовыми рогатыми мордами. Как положено, разувшись у порога, он принял из рук жреца черепок с курящимися травами и расстелил на голом каменном полу коврик перед рыжевато-серым пыльным обрезком кошмы, свалянной из верблюжьего подшерстка.
О чем он шевелил губами, вскидываясь время от времени на колени и обращая глаза к металлическому зеркальному диску с синеватыми контурами матери-верблюдицы? Бритоголовый жрец, да и толпа за стенами храмика знали наверняка: просит помощи против ненавистной Харвы. Пожалуй, одна только Алият понимала, что Харва - любимый город Ар-Шарлахи и что вряд ли будущий владыка Пальмовой Дороги горит желанием стереть его с лица земли.
Обращаясь ко всем четырем верблюдам по очереди (Как тогда выразился Тианги?.. «Большое, безрогое и довольно уродливое животное… Плюется вдобавок…»), Ар-Шарлахи изливал душу весьма своеобразно: молитва сплошь и рядом переходила в ругательства, а ругательства - в молитву. Три верблюда внимали кощунству с надменным равнодушием. Четвертый, Ай-Агвар, чьим символом был песок, а стороной света - юг, откликнулся, но как-то странно. К вечеру с юга на тень Ар-Аяфы рухнули неслыханно плотные тучи и ударил ливень. Такое впечатление, что Ай-Агвар разом вылил на пустыню воду, припасенную на несколько лет. Трещали, ломаясь, мокрые кроны, в арыках пенилась и клокотала вода, жидкая грязь текла по кривым улочкам подобно селевому потоку. Можно было себе представить, что сейчас делается в пустыне с выпитыми солнцем озерами и сухими руслами!
Трудно сказать, кому на руку сыграл этот внезапный водяной обвал: Пальмовой Дороге или Харве. Во всяком случае, ни о каких маневрах в два ближайших дня речи теперь идти не могло. Бритоголовый жрец, однако, истолковал знамение в пользу Шарлаха, о чем наутро и поведал народу скелетоподобный служитель с длинной прядью на выскобленном затылке. Кахираб только озадаченно сводил свои упрямые брови: потоп вмешался в его планы. Что до Ар-Шарлахи, то он, получив нежданную отсрочку, затворился в отведенном ему доме и по обыкновению своему постарался временно забыть обо всех своих неприятностях.
Ливень прекратился лишь под утро - так же внезапно, как и начался. Три чаши бронзового светильника поджигали розовым пламенем крупные капли, дрожащие на переплете низкого окна. С широких листьев неслышно сыпалась крупная водяная дробь - все заглушал рев бурлящих и пенящихся арыков.
– Теперь веришь?..
– тихо, прерывисто спрашивала Алият, обвившись вокруг утомленного Ар-Шарлахи чуть ли не кольцами. Ласковая кобра.
Тот вздохнул и не ответил. Близилось утро, а вместе с ним подступало и вчерашнее смятение.
– Ну что грустишь? Все же идет хорошо…
– Да… - сдавленно отозвался он наконец.
– Так хорошо, что не знаешь, куда и бежать…
– Тебе нельзя бежать… - пробормотала словно в полудреме Алият.
– Почему?
– А без тебя все пропадут… И я тоже… Он недовольно помолчал.
– Не пропадут. Сама говоришь, что Кахираб и без моей помощи управится…
Она хмыкнула.
– Кахираб!.. Кахираб - выскочка. Даже если он из этих, как ты говоришь… из «разрисованных»… За ним никто не пойдет. А ты - Шарлах!..