Благородная империя

Виртанен Атеро

– Это лестно, khergen, – сказал Терну, – но я всего лишь гвардеец. Мое мнение ничего не решает. Вероятно, генерал более…

– Генерал – военный, он не покидает штабов, а вы бываете среди лангоритов и знаете, чем дышит Империя. Это мне и нужно. Кроме того, я знал вашего отца и глубоко его уважаю. Славный был офицер.

– Да, очень, – Терну в задумчивости взглянул на пол. – Мне до него далеко.

– Все еще впереди, – сказал Хинрейв, – вы не можете отказаться, тилур Шеркен. Мы идем по ошибочному пути. Поспорьте со мной и убедите меня, что я не прав.

– Если вам так угодно, император.

– Проблема,

тилур Шеркен, такова: в течение многих веков наша великая держава строила политику на семи принципах. Возмездие, справедливость, месть… Красивые идеи, но очень жестокие. Они, словно паразит, питаются нами, заставляя нас вновь и вновь ввязываться в борьбу; многих войн, в которых мы участвовали за последние триста циклов, можно было бы избежать, если бы не принципы.

– Но наша гордость была бы ущемлена.

– Вот именно – гордость! Из-за нее мы всякий раз поддавались на провокации, и тысячи сынов Империи уходили к Звездам. Когда я занял этот трон два цикла назад, меня потрясло количество войн, которые мне оставил мой предшественник. Вы даже не представляете, сколько потребовалось труда, чтобы их разрешить.

– Смерть за флаг – мечта лангоритов, – сказал Терну, – «величие стоит крови». Семь принципов утверждают порядок, и даже вам, благородный khergen, не дозволено их менять. Если в них перестанут верить, Империя умрет.

– Я люблю Империю, тилур Шеркен, – с горечью в голосе произнес Хинрейв, – но есть в ней нечто, что меня безмерно печалит. Это бессердечие. Мы покорили море, небо, саму природу, но боимся сделать последний шаг, чтобы завершить это завоевание: перестать обрекать самих себя на гибель. Прекратить войны. Мы можем победить смерть, и тогда весь мир станет нашим… Но пока что мы с ней на одной стороне.

– Вы говорите, как человек. Наши враги не остановятся, пока не уничтожат нас всех; как бы мы ни ценили жизнь, Империя всегда важнее, чем один лангорит или даже миллион. Враг воспользуется любой слабостью и нанесет удар, когда мы не будем готовы. В этом опасность.

– Знаете, когда я еще не был ни императором, ни фёрхиллуром, меня воспитывали в Доме сирот в Гинвур Ланнори; я помню, чему нас учили. «Ты никто, твоя жизнь ничего не значит. Ты живешь ради чести и Империи». Это внушают каждому, я уверен, и вам тоже, и мы верим в эти максимы, поклоняемся семи принципам, как идолу. Когда Фенхорд отправил меня в Секкин, я видел, с каким блеском в глазах наши солдаты, простые молодые лангориты, надежда и будущее Империи, бросались под пули и кидались на вражеские штыки. Я восхищаюсь их героизмом, их подвиги не должны быть забыты, но страшно и несправедливо, что им пришлось умереть из-за нашей недальновидности. Вы правы, пока война не закончена, сложить оружие не получится… но все еще можно изменить.

– А что вы собираетесь сделать?

– Я откажусь от старой имперской политики, – мечтательно сказал Хинрейв. – Мы заключим мир со всеми соседями, закрепим границу и прекратим экспансию, откажемся от вечной вражды. В конце концов, все войны – ради мира. Первый шаг уже сделан: люди допущены в Кайлур, и это только начало. Переговоры будут продолжаться. Естественно, мы не допустим падения лангорского престижа, но кровопролитие окончательно прекратится, и вот тогда враг больше не будет угрозой, и мы окончательно изживем

семь принципов.

– Вера в принципы нужна державе.

– Но она также вредна и опасна. У Империи много проблем, которые мы сможем решить, если прекратим воевать безо всякого повода. Несколько недель назад я был в Синно и Нурвине и своими глазами увидел страшную нищету, в которой живут тысячи людей и, как ни печально, лангоритов. Это и есть наш настоящий враг.

– Khergen, от принципов невозможно отказаться. Это же воля самого императора Синвера! Они слишком глубоко укоренились, с ними ничего нельзя сделать. Слишком большой риск, огромные ставки. Никто не знает, чем это кончится.

– Не попробуем – не узнаем, – улыбнулся император. – Это дело потребует тщательной подготовке. А риск… Перемены тоже стоят крови.

Терну хотел было возразить, но Хинрейв жестом остановил его.

– Я учту ваше мнение, тилур Шеркен. Мне нужно поразмыслить. Никому не говорите о нашем разговоре, это должен быть… сюрприз для всех. Окончательное решение я объявлю через четыре дня, в День войны. Вы свободны.

– Как угодно, – кивнул гвардеец и поспешил к двери.

Его удивило нежелание императора продолжать спор, но он решил, что у того, должно быть, есть более важные дела или более глубокое понимание проблемы. Для Терну принципы были не просто правилами поведения – на них держался весь мир, и тилуру Шеркену очень не нравилось, когда кто-то начинал покушаться на его веру.

Отойдя немного от двери, он заметил, как внутрь вошел высокий лейвор средних лет в очках, длинном темном плаще и белой рубашке с красным галстуком. Они перекинулись безразличными взглядами, и незнакомец исчез за дверью. Терну не придал этому значения и направился вперед по роскошному коридору, в конце которого, на лестничной площадке рядом с лифтом, ждал генерал Аффери с сигаретой в зубах.

С ним рядом стоял, сложив пальцы домиком, давний друг тилура Шеркена, Фуркум Мурдикин, владелец и главный управляющий корпорации Xergreiv Khorgest, одетый в бежевый деловой костюм. Военный и бизнесмен о чем-то беседовали вполголоса, но, увидев Терну, прервали разговор.

– О, Терну, здравствуй, – Фуркум коснулся двумя пальцами виска и резко поднял их вверх, словно бы изображая выстрел, но в другую сторону; таково тисури, традиционное лангорское приветствие, – какая неожиданность.

– Удивительная, – улыбнулся Терну и ответил тем же.

– О чем говорили? – мрачно поинтересовался Аффери.

– Политика… ничего особенного.

– Понимаю, – генерал подозрительно взглянул на него. – Время не ждет. Lumur merkat, tilaurren.

– Lumur merkat, – попрощался Фуркум, Терну промолчал; Аффери зашел в лифт и вскоре совсем пропал из виду.

– О чем он? – спросил Мурдикин, глядя ему вслед.

– Император вызывал меня в Комнату скорби, – ответил Терну. – Больше не скажу.

– Тайны? Заговор? Какая интрига!

– Нет там ничего хорошего, – вздохнул лейвор, – я услышал много грустных вещей.

– Ой, не искушай Звезды, все будет в порядке, – захихикал Фуркум. Глядя на него, Шеркен понимал, почему они стали друзьями. Мурдикин всегда был оптимистом; война, казалось, совсем его не изменила, и что бы ни происходило, он так и оставался добродушным тикку с неизлечимым насморком.