Благородный дом. Роман о Гонконге.
Шрифт:
— Прошу прощения, сэр, — крикнула американка, приоткрыв стеклянную дверь. — Разрешите, я позвоню? Я быстро.
— Ох! О я... одну минутку. — Жак смутился. За ней уже выстроилась очередь из трех китайцев, которые нетерпеливо и злобно уставились на него. — Я... всего минутку. — Он снова прикрыл дверь. На спине выступил пот. Он ждал, ждал и ждал, и наконец телефон зазвонил. — Алло?
— В чем срочность?
— Я... я только что получил известия из Ниццы. — Осторожно подбирая слова и не упоминая имен, Жак пересказал Суслеву суть разговора с женой. — Я сейчас же
— Нет, сегодня вечером — слишком скоро. Закажи билеты на завтрашний вечерний рейс.
Жаку показалось, что мир рушится.
— Но я несколько минут назад разговаривал с тайбанем, и он не против, если я полечу сегодня вечером. У меня билеты заказаны. Я могу вернуться через три дня, у неё действительно ужасный голос по телефону. Неужели вы...
— Нет! — ещё более резким тоном заявил Суслев. — Я позвоню тебе сегодня вечером, как договорились. До этого момента все может подождать. По этому номеру больше не звони! Только в случае действительно экстренной ситуации.
Жак открыл было рот, чтобы горячо возразить, но телефон уже умолк. В голосе Суслева чувствовалась злость.
«Но это же действительно экстренная ситуация, — взбудораженно сказал себе де Вилль и стал снова набирать номер. — Я нужен там Сюзанне, и Аврил тоже. И тайбань был не против. Сказал: „Правильно, Жак. Оставайся там сколько будет нужно. Эндрю тебя прикроет".
А теперь... Merde, как быть? Суслев ведь мне не надзиратель!
Или надзиратель?»
Покрывшись холодным потом, де Вилль перестал набирать номер и повесил трубку.
— Вы закончили, сэр? — крикнула американка с назойливой улыбкой. Ей было за пятьдесят, волосы выкрашены в модный голубой цвет. — Тут уже целая очередь.
— Ох... о да, извините. — Он с трудом открыл дверь.
— Вы забыли газету, сэр, — вежливо напомнила она.
— Ох, благодарю вас. — Протянув руку, Жак де Вилль забрал газету и с несчастным видом вышел.
Китайцы — трое мужчин и женщина — тут же рванулись вперед, отпихнув локтями его и американку. Первой к двери пробилась коренастая матрона и захлопнула её за собой, остальные столпились у двери.
— Эй... сейчас моя очередь, — рассерженно начала американка, но никто и ухом не повел, осыпая её саму и её предков изощренными ругательствами.
Суслев стоял посреди неприглядной квартиры в Коулуне, ещё одной явки «Артура», и сердце у него колотилось от неожиданного звонка. В помещении пахло сыростью, немытой посудой, стряпней. Глядя на телефон, Суслев злился на Жака де Вилля. «Вот ведь болван безродный и безмозглый. Жак становится обузой. Сегодня же скажу „Артуру", что от де Вилля нужно избавляться. И чем быстрее, тем лучше! Да, и чем быстрее ты успокоишься, тем лучше, — одернул он себя. — В гневе люди совершают ошибки. Отставь-ка его в сторону!»
Это далось ему не без усилия, но он постарался успокоиться и, выйдя на полутемную площадку, где краска облезала со стен, запер за собой дверь на ключ. Другим ключом он отпер расположенную рядом дверь Джинни Фу.
— Хочешь
— Да. — Он ухмыльнулся в ответ, с удовольствием оглядывая её. Джинни сидела скрестив ноги на старом диване, и, кроме улыбки на лице, на ней ничего не было. Когда раздался звонок, они целовались. Телефонов в квартире было два: её и ещё один, тайный, в буфете, которым пользовался только Суслев. По уверениям «Артура», аппарат был надежный, «левый», он нигде не значился, и в него нельзя было встроить подслушивающее устройство. Тем не менее для срочных звонков Суслев пользовался телефоном в другой квартире.
«Matyeryebyets, этот Жак», — думал он. Нервное напряжение от неожиданного и резкого звонка тайного телефона ещё не прошло.
— Пить, tovarich, — протянула ему рюмку Джинни. — Потом пить меня, хейя?
Он ухмыльнулся в ответ, взял рюмку и с видом знатока провел рукой по её прелестной маленькой попке.
— Джинни, golubushka, какая ты хорошая девочка!
— Ещё бы! Лучше девочки для тебя нет. — Протянув руку, она поласкала ему мочку уха. — Мы «джиг-джиг», хейя?
— А что, давай.
Он пил огненную жидкость небольшими глотками, желая растянуть удовольствие. Маленькие проворные пальцы расстегивали ему рубашку. Он остановил её на секунду и поцеловал. Она с удовольствием ответила на поцелуй.
— Подожди, пока одежды нет, хейя? — хихикнула она.
— На следующей неделе я ухожу, а? — Он держал её в медвежьих объятиях. — Хочешь, пойдем вместе, а? Тот праздник, что я давно обещал?
— О? О, правда? — Она расплылась в улыбке. — Када? Када? Ты не шутить?
— Можешь пойти со мной. Зайдем в Манилу, наш первый заход в Манилу, потом на север и через месяц обратно сюда.
— О, целый месяц... о Греги! — Она обняла его изо всех сил. — Я буду лучшая капитанская девушка весь Китай!
— Да, да, будешь.
— Када идем... када мы идем?
— На следующей неделе. Я скажу когда.
— Хорошо. Завтра я иду получить паспорт...
— Нет, никакого паспорта, Джинни. Тебе его никогда не дадут. Эти viblyadki задержат тебя. Они никогда не разрешат тебе поехать со мной... О нет, golubushka, эти грязные полицейские никогда не разрешат тебе поехать со мной.
— Что я тогда делать, хейя?
— Я потихоньку пронесу тебя на борт в сундуке! — Он громко расхохотался. — Или, может, на ковре-самолёте. А?
Она смотрела на него снизу вверх, и широко открытые чёрные глаза были полны нетерпения.
— Правда брать меня? Правда? Один месяц на твоем корабле, хейя?
— Месяц по крайней мере. Но никому ни слова. Полиция все время следит за мной, и если они узнают, ты не сможешь поехать. Поняла?
— Все боги свидетели, не скажу ни одной живой душе, даже матери, — страстно поклялась Джинни, а после, переполненная счастьем, снова заключила его в объятия. — И-и-и, я получать огромный репутация жена капитана! — Она ещё раз обняла его, потом позволила своим пальчикам вольность, и он вздрогнул. Девушка засмеялась и снова принялась раздевать его. — Со мной тебе будет лучше всех, лучше всех.