Благородный дом. Роман о Гонконге.

Клавелл Джеймс

— Некоторые пари нельзя подстраховать, — с улыбкой поправил он.

Как ни в чем не бывало, он взял её руку в свою и положил к себе на колени. Это прикосновение было приятно обоим. Они в первый раз по-настоящему коснулись друг друга. Все время, пока они шли от отеля «Мандарин» к парому, Кейси хотелось взять его за руку. Но она поборола этот порыв, а теперь сделала вид, что не заметила, как их руки переплелись, хотя инстинктивно придвинулась чуть ближе.

— Кейси, вы так и не дорассказали про Джорджа Тоффлера. Вы его уволили?

— Нет, я этого так и не сделала, хотя собиралась.

Когда контрольный пакет оказался у нас, я пришла к нему на совет директоров. Он, конечно, рвал и метал, но к тому времени я уже знала, что никакой он не герой, и выяснила о нем ещё кое-что. Он лишь помахал у меня перед носом моим письмом относительно денег, которые был мне должен, и стал кричать, что я никогда не получу их, никогда. — Она пожала плечами. — Я действительно так их и не получила, но получила его компанию.

— И что с ним сталось?

— По-прежнему крутится, по-прежнему надувает кого-то. Слушайте, давайте не будем больше о нем? У меня от этого может сделаться несварение желудка.

Он рассмеялся.

— Выкинули это из головы! Восхитительная ночь, верно?

— Да.

Ужин в Драконовом зале, на самом верху многоэтажного отеля, прошел безупречно. Филе «шатобриан», немного картофеля фри, салат и крем-брюле на десерт. Пили «Шато Лафит».

— Что-нибудь отмечаем? — спросила она.

— Просто благодарность вам за Первый центральный Нью-Йорка.

— Иэн! Они согласились?

— Мэртаг обещал попробовать.

Они с Мэртагом всего за несколько секунд определили условия сделки, при которой банк берется предоставить возможное, по мнению Кейси, финансирование: сто двадцать процентов стоимости обоих судов, пятьдесят миллионов — возобновляемый фонд.

— Все под вашу личную гарантию? — уточнил Мэртаг.

— Да, — подтвердил Данросс, поставив на карту свое будущее и будущее своей семьи.

— Мы... э-э... я уверен, что при таком прекрасном менеджменте, как у вас в «Струанз», вы будете с прибылью, так что с нашими деньгами ничего не случится, и... но, мистер Данросс, сэр, нам нужно хранить это черт знает в каком секрете. Я, в свою очередь, постараюсь приложить все усилия. — Мэртаг нервничал и пытался это скрыть.

— Да уж, мистер Мэртаг, постарайтесь, пожалуйста. Изо всех сил. Вы собираетесь завтра на скачки? Почему бы вам не заглянуть в мою ложу?

Извините, на ланч пригласить не могу: все расписано, и места все заняты, но вот вам пропуск. Если сможете, присоединяйтесь к нам начиная с половины третьего.

— О господи, тайбань, вы серьезно?

Данросс улыбнулся про себя. Для гонконгского общества приглашение в ложу одного из распорядителей было равносильно представлению ко двору, оно открывало столько же возможностей, если не больше.

— Чему вы улыбаетесь, тайбань? — Кейси чуть заерзала, чувствуя его тепло.

— Тому, что сейчас в мире все хорошо. По крайней мере, все эти многочисленные проблемы разложены по полочкам. — Пока они сходили на берег и шли через паромный терминал, он объяснил, что предпочитает решать проблемы по-азиатски — раскладывать по полочкам и браться за каждую, когда готов к этому.

— Хорошо, если это получается. — Она шагала

рядом, но уже не касалась его.

— Если не получается, долго не протянешь: рак, инфаркт, преждевременное старение, немощь.

— У женщины есть предохранительный клапан — слезы. Поплачет, и ей легче...

Перед уходом из «Ви энд Эй» на встречу с тайбанем Кейси всплакнула. Из-за Линка Бартлетта. Ею владела злость, обида и сильное желание, скорее даже голод — физическая потребность. Прошло уже шесть месяцев со времени последнего увлечения — они бывали нечастыми, несерьезными и очень короткими. Когда голод становился нестерпимым, она уезжала на несколько дней кататься на лыжах или загорать и выбирала мужчину для постели. А после быстро о нем забывала.

— Ох, но ведь это очень плохо, Сиранчек, — сказала ей как-то мать, — быть такой бессердечной.

— О нет, мама дорогая. Это честный обмен. Мне секс доставляет удовольствие — когда я на это настроена, хотя я стараюсь, чтобы такой настрой возникал пореже. Я люблю Линка, и только его. Но я счи...

— Как ты можешь любить его и ложиться в постель с другим?

— Это... это не просто. Честно говоря, это ужасно. Но, мама, я работаю как проклятая на Линка всю неделю, без выходных. Работаю как черт для нас всех, для тебя, для дяди Ташиджана, для Мариан и для детей. Я единственная в семье, кто зарабатывает теперь, когда Мариан осталась одна. И мне это нравится, правда. Я делаю это с удовольствием, ты же знаешь. Но порой наступает предел, и тогда я просто уезжаю. И выбираю себе партнера. Честное слово, мама, все это чистая физиология, тут между нами и мужчинами нет никакой разницы, и теперь, когда у нас есть благословенная таблетка, мы можем выбирать. Сейчас не так, как было в твое время, слава богу, моя милая...

Кейси отступила в сторону, чтобы не столкнуться с целой фалангой шедших навстречу пешеходов, и слегка толкнула Данросса. Автоматически она взяла его под руку. Он не отстранился.

«Раз уж я заговорила с ним о равных возможностях и мне было в этом отказано... Нет, Кейси, будь справедлива, — убеждала она себя. — Иэн всего лишь честно высказал свою точку зрения. А я как это вижу? Не знаю. Так с ходу и не определишь. Однако дурой меня не назовешь, поэтому сегодня вечером я уделила особенное внимание своему туалету, не забыла про духи, сделала макияж поярче, прикусывала язык раз тридцать, постоянно сдерживалась и вела себя примерно, предав забвению принцип „око за око" и не забывая вставлять: „Как интересно!"

Мне и в самом деле было интересно. Он так внимателен, так тонко чувствует женщин и умеет развлечь. Я чудесно провела время. Иэн потрясающий мужчина. Опасный и такой соблазнительный».

Они подошли к широким мраморным ступеням «Ви энд Эй». Кейси предусмотрительно выпустила его руку и ощутила, что Данросс стал ей ближе, потому что она лучше понимает его.

— Иэн, вы человек мудрый. Как вы считаете, честно ли заниматься любовью с тем, кого не любишь?

— Что? — Он не ожидал подобного вопроса после всех приятных разговоров. Но, не задумываясь, произнес: — Любовь, милая леди, слово западное. А я — чайна-мэн, человек китайский!