Благородство и страсть
Шрифт:
– А как? Как это надо понимать? – продолжала настаивать она, удивляясь сама себе.
– О черт, какое это имеет значение! – Мэтью посмотрел на ножницы в своих руках, а потом с грохотом бросил их на скамью. – Что вы желаете знать?
«Все, все, все о вас!» – хотелось крикнуть Грейс, но она заставила себя не торопиться и не обрушивать так яростно на маркиза свое любопытство. Следовало хорошо подумать над каждым своим словом, прежде чем произносить его.
– Кругом столько загадок…
Он быстро провел рукой по волосам.
– Черт возьми,
Когда она услышала, как он произносит ее имя, от удовольствия по телу у нее побежали мурашки. К щекам тут же прилила кровь, но она не опустила голову.
– Вы видели меня, когда мне было плохо. Вы видели меня и в ночной сорочке. К чему теперь церемонии…
– В таком случае, Грейс, скажу вам правду. – Он смотрел прямо ей в глаза. – В прошлом году я пытался бежать отсюда, и после этого мой дядя решил доставить мне сюда любовницу.
Этого она уж никак не ожидала. Грейс медленно поднялась, бросила на скамью полотенце и сняла перчатки.
– Вы говорили, что убежать отсюда невозможно.
Снова на его лице появилась сардоническая улыбка.
– Невозможно.
– Но вы ведь пробовали?
– Я сбегал отсюда три раза за одиннадцать лет. Когда я убежал из поместья впервые, мне было восемнадцать лет. Это все объяснялось приступом моей болезни. После этого четыре года я не мог ни читать, ни писать. Даже с трудом ходил. Чуть позже я пережил еще несколько приступов болезни.
– А потом? – спросила она, с грустью представляя себе беспомощного сумасшедшего, мечущегося в четырех стенах.
– С тех пор приступы не возобновлялись.
Грейс сделала шаг к маркизу.
– Получается, целых семь лет без всяких приступов. Думаю, что вы уже вполне здоровы, – мягко сказала она и осторожно, смущаясь, протянула к нему руку.
– Вряд ли, – бодро, но в то же время не слишком уверенно проговорил он. Руку Грейс он не оттолкнул, а, наоборот, взял обеими ладонями и крепко сжал. Так сильно, что Грейс даже стало немного больно. – Не знаю точно, здоров ли я.
Страх, с которым Мэтью жил постоянно, вдруг сделался осязаемым, и Грейс ощутила его почти физически. И этот страх был порожден не жестокостью лорда Джона, а ожиданием того, что собственный разум может подвести его, стать предателем. Что его сознание навсегда погрузится в хаос, в темноту. От жалости у Грейс сжалось сердце.
Маркиз увлек Грейс под навес теплицы и усадил рядом с собой на скамью.
– Люди моего дядюшки схватили меня в трех милях от поместья. Они ни мгновения не сомневались в том, что я сошел с ума. Меня связали, и в таком состоянии я пролежал несколько дней, обуреваемый злостью и ненавистью. Именно эти чувства и сводили с ума.
Мэтью положил их сцепленные руки на свое бедро, и Грейс изо всех сил старалась не замечать приятной твердости его мышц, просачивающегося в нее тепла.
– После этого лорд Джон покрыл стены чем-то вроде лака. Теперь на них вообще нельзя вскарабкаться. Они стали скользкими как лед.
– Я успела это заметить, – со вздохом проговорила Грейс, вспомнив,
– Да, два года назад. Монкс тогда сильно поранился, стукнул себя по колену топором, так что мне оставалось только обезвредить Файли. Я заманил его на кухню и закрыл там. А потом просто вышел из поместья через ворота. Меня нашли сыщики уголовного полицейского суда в Уэльсе. С тех пор в доме больше нет замков. Единственный замок в поместье висит на воротах.
Он помолчал и заговорил снова:
– Я понял, в чем состояла моя ошибка. – Краска стыда залила ею лицо. – Я украл лошадь и добрался до Чартингтона в Глостершире, где намеревался укрыться у друзей и придумать способ, как мне доказать, что я здоров.
– И они прогнали вас? – с ужасом спросила Грейс. Его пальцы еще сильнее сжали ее руку.
– Было бы лучше, если б они сделали это и тем ограничились. Там жила моя нянька, которая незадолго до моего появления вышла замуж за садовника. Они приняли меня с распростертыми объятиями. Но к сожалению, лорд Джон быстро догадался, где я мог скрываться.
– И вас снова наказали?
– На этот раз не только меня. – Лорд Шин замолчал. Было видно, с каким трудом он пытается взять под контроль свои эмоции. Но вот, наконец его голос перестал дрожать от ярости, хотя внутри его все еще бушевал настоящий ураган страстей. – Он подкупил местного судью и переправил Мэри и ее мужа в Новый Южный Уэльс, обвинив их в укрывательстве особо опасного сумасшедшего. Дядя показал мне их письма, в которых они умоляли его о пощаде. Больше мне о них ничего не известно. Вполне возможно, что они не пережили этого переселения. Ведь ко всему прочему Мэри была беременна и неважно себя чувствовала.
Он отвернулся. Затем встал. Мэтью не мог вспоминать этот эпизод своей жизни без горечи, потому что считал себя виновным в гибели своей няньки и ее семьи.
– Если бы я не воспользовался их добротой, то все они остались бы живы. Мой дядя будет преследовать любого человека, который попытается помочь мне.
Грейс посмотрела в лицо маркиза и вдруг вспомнила давнишнюю историю из своего детства. Ее брат, тогда ему было шестнадцать, подстрелил ястреба и принес домой, в Марлоу-Холл. Он стал лечить птицу, Чтобы потом приручить и использовать для охоты. Хотя рана ястреба затянулась довольно быстро, Филипп так и не смог сломить свободолюбивый дух птицы. Ястреб умирал от голода в своей клетке.
Грейс умоляла Филиппа отпустить птицу, но брат был слишком упрям. Ястреб все-таки умер. Грейс хорошо помнила его желтые остекленевшие глаза, смотревшие с неизбывной ненавистью на всех, кто приближался к клетке. И этот взгляд до сих пор преследовал ее.
Глядя в лицо лорду Шину, Грейс видела все тот же свободолюбивый дух, который жил в ястребе. Она видела, как маркиз нуждается в свободе. Эта свобода превратилась для него в самоцель, в мечту, без которой его жизнь невозможна.
Маркиз заметил, что Грейс изменилась в лице.