Благословение Небожителей. Том 1
Шрифт:
— Сань Лан!
Грот почти опустел, люди и демоны разбежались кто куда, и Се Лянь беспрепятственно оказался подле Хуа Чэна. Он принялся уговаривать:
— Что с тобой? Не сердись, только, пожалуйста, не сердись, всё в порядке. Для начала просто успокойся, всё хорошо…
Он аккуратно гладил Хуа Чэна по плечу, всё понижая и понижая голос. Когда Се Лянь, будучи маленьким ребёнком, злился или расстраивался, родители именно так и поступали — мягко гладили его по спине и нежным голосом повторяли слова утешения, поэтому принц решил применить тот же способ к Хуа Чэну. К его неожиданности
После чего Се Лянь вздохнул с облегчением. Однако так и не успел выдохнуть до конца. В следующий миг Хуа Чэн внезапно развернулся и легко коснулся его плеча.
От прикосновения тело принца мгновенно оцепенело.
Се Лянь совершенно не был готов к тому, что Хуа Чэн применит против него магию, и потому остолбенел на месте. Он не знал, что именно задумал Хуа Чэн, но беспокоился совсем не о себе, а о том, что тот опять потеряет над собой контроль, как случилось ранее. Он открыл рот, чтобы спросить, но тут же осознал, что не только не может двигаться, но и заговорить не получается — ни звука не слетело с губ. Се Лянь невольно почувствовал неладное.
Ци Жун, который в сражении совершенно ничего из себя не представлял, всё же оставался довольно остёр на язык. Залитый кровью, он разразился бранью:
— Ах ты, ополоумевший одноглазый пёс! Я что, в собственном доме спокойно поесть не могу, чтобы тебя не прогневать?!
Хуа Чэн изобразил улыбку и снова вбил его голову в пол. Затем поднял и повторил вопрос:
— Как умер князь Аньлэ?
Ци Жун огрызнулся:
— А тебе, мать его, какое дело…
Ещё удар, и снова вопрос:
— Как умер князь Аньлэ?
Так повторилось около десятка раз. Хуа Чэн, не переставая тактично улыбаться, снова и снова забивал голову Ци Жуна в землю, будто в его руке была не голова, а кожаный мяч. И хотя убить Ци Жуна таким образом не представлялось возможным, именно по этой причине — невозможности умереть — Лазурный Демон не мог продержаться слишком долго. Даже если бы его голова была отлита из чугуна, выдержать подобное было чрезвычайно сложно. В конце концов, Ци Жун не вынес избиений и сменил тактику:
— Если тебе заняться нечем, шёл бы тогда и сам полистал исторические книги!
Хуа Чэн холодно усмехнулся:
— Если бы в книгах писали правду, разве пришёл бы я за ответом к такому никчёмному отродью, как ты?
Он снова занёс руку для удара, но Ци Жун успел громко выкрикнуть:
— Это был Лан Цяньцю! Его убил Лан Цяньцю!!!
Неваляшка за пазухой Се Ляня содрогнулся, затем начал яростно раскачиваться.
Он раскачивался слишком сильно, и Се Лянь не имел возможности его удержать, поэтому оставалось только молча наблюдать, как неваляшка в конце концов выпрыгнул наружу и принялся бешено крутиться на полу. Хуа Чэн даже не повернулся, но заклятие всё-таки снял. Снова разошлось облако красного тумана, а в следующий миг из него вырвался Лан Цяньцю, вернувшийся к человеческому облику.
Будучи потомком августейшего рода, он никогда не подвергался подобной клевете, и сейчас, грозно указывая на Ци Жуна
— По какому праву ты плюёшь кровью в людей[1] и городишь чепуху? Мы с Аньлэ были друзьями, кого ты хочешь обвинить в убийстве?!
[1] Обр. в знач. — возводить клевету.
Ци Жуна тоже порядком удивило его внезапное появление, он спросил:
— Ты — Лан Цяньцю? А ты-то какого чёрта здесь забыл?!
Лан Цяньцю и сам не понимал, зачем его сюда привели, он лишь разгневался из-за обвинения, которое только что выдвинул ему Ци Жун, и потому твёрдо вознамерился выяснить всё до конца:
— Ясно как белый день, что Аньлэ скончался от болезни, как ты можешь вот так заявлять, что это я убил его?!
Хуа Чэн спокойно наблюдал, больше не отбивая удары головой Лазурного Демона будто мячом, и Ци Жун вступил в спор с Лан Цяньцю:
— От какой, к чертям, болезни? Только ты и мог поверить в подобную ерунду. Он умер вскоре после Пира Чистого Золота, наверняка это ты тайно его прирезал, а если не ты, то кто-то из ваших старых прихвостней Юнань.
Столь необоснованные обвинения повергли Лан Цяньцю в такую ярость, что у него позеленело лицо. Он в гневе бросил:
— Не удивительно, что все дурно отзываются о Лазурном Демоне. Сегодня я смог лично убедиться в том, насколько он низок и лишён моральных качеств.
Этой фразой он задел Ци Жуна за больное место. С тех пор, как Ци Жун прославился, вот уже на протяжении нескольких сотен лет и небожители, и демоны всех мастей и рангов скрыто и напрямую насмехались над его низкопробными вкусами. Ци Жун по этому поводу испытывал неописуемую злость, поэтому тут же взъярился:
— Пусть я низок, но и то лучше, чем быть таким пустоголовым дурнем, как ты. Только и разговоров, что о дружбе, да о каком-то мирном сосуществовании. Люди Сяньлэ и люди Юнань могут стать друзьями? Могут мирно сосуществовать? Ты такой же, как твои мать с отцом — просто любишь разыгрывать из себя наивного простачка. Меня сейчас стошнит!
Услышав укол в адрес родителей, Лан Цяньцю в гневе воскликнул:
— Закрой рот! Мои мать и отец всегда поступали искренне и никогда не надевали маски, ты не смеешь порочить их доброе имя!
Ци Жун сплюнул и воскликнул:
— Всего лишь горстка неблагодарного отродья мятежной армии, а туда же, бесстыжие псы! И в чём же их искренность? В том, что пожаловали потомкам Сяньлэ земли и княжеские титулы? Вот так наглость! Брать вещи, которые украли у других, и преподносить этим же людям в качестве подаяния. Всё, что у вас было, изначально принадлежало нам, народу Сяньлэ!
Лан Цяньцю никогда не умел вести спор, и только смог выдавить:
— Ты! Ты… — после чего запнулся.
Ци Жун, видя, что тот от ярости начал заикаться, ощутил радость на душе и решил разгневать Лан Цяньцю ещё сильнее. Он хохотнул и добавил:
— Но даже несмотря на то, что вы убили Аньлэ, смерть этого отрока не была напрасной — со стороны Сяньлэ убит лишь он один, а люди Юнань поплатились целым Пиром Чистого Золота. Жаль только, что не вышло прирезать тебя вместе со всеми, тогда бы вы на своей шкуре изведали, что значит конец династии!