Благословенный. Книга 4
Шрифт:
Наташа в ужасе прикрыла ладонью рот и как-то опасливо покосилась на меня, прикидывая, очевидно, не способен ли и я на подобную выходку.
— Я вернулась и объяснила мадам художнице, что опасность, видимо, миновала; но та настояла перейти в залу напротив, окна которой выходили на другую сторону, где не было никакой артиллерии. Из-за этого переезда позирование наше затянулось. Великому князю, верно, надоело ждать меня, а других крыс уже не попадалось; он пошёл к нам, и, не найдя нас в прежней зале, вдруг страшно разгневался! Когда он нашёл меня, то взял на руки, несмотря, что мадам ещё не кончила набросок, отнёс в коридор и посадил
Воцарилось молчание.
Да, вот это — то, чего я с самого начала так опасался. Что тут сказать моей несчастной свояченице? Бабушка поженила их с братом в самом нежном возрасте, когда они еще не были готовы к браку. Костя привык к раболепным придворным и доступным дамам, а она — принцесса. Он считал, что всё здесь принадлежит ему, всё разрешено и позволено. А она — принцесса… Ему привезли трёх сестёр, и приказали выбрать одну из них. Он не любил её, она не любила его — ну что хорошего из этого всего могло получиться?
— Я постараюсь на него повлиять, сударыня… — постарался обнадёжить её я. — Но не могу обещать, что он меня послушает!
Братец появился только сильно после обеда, когда отоспался после ночных гулянок в казармах Конногвардейского полка. Выглядел Костик, мягко говоря, несвежим. Сильно располнев в последнее время из-за пищевых и прочих излишеств, он, похоже, даже не собирался останавливаться.
— Ну что, дружок — притворно-ласково встретил я его. — Похмелье?
— Да, мы тут с полковником Боуром…
— Наслышан. Ты что-то совсем разбуянился последнее время!
— Да ладно, пустое! Сущая ерунда, даже не о чем вспомнить, честное благородное слово!
— Нет. Нет, так дальше не пойдёт. Стрелять в жену из пистолета — это уже выходит за все границы!
— Тю, это она, что ли, наябедничала? — развязно протянул братец, стягивая кавалерийские перчатки с раструбом и бросая их на стол. Похоже, он не видел в произошедшем ничего предосудительного. — Так я же мимо стрелял, в бок вазы, чтобы её только разбить. Ты же знаешь, я из пистолета могу из любого положения бубнового туза на двадцать шагов…
— Не важно! Слушай, Константин Павлович, давай уже бросай всю эту гульбу и шпынство, да займись делом. Ты нужен мне! Людей толковых нет совершенно. Ты бы, чем тратить себя на пьянство, лучше бы выбрал себе дело по душе! Я смотрю, к уланам своим ты нынче охладел — так давай, обрати свой взор на другие предметы! Может, где-то наместником тебя сделать? Или в путешествие отправить? Ну говори, не молчи!
— Я улан своих люблю, что ты такое выдумал? — удивился Константин. — Два раза в неделю у нас вахтпарад и маневры на Марсовом поле. Куда уж больше! Наместничество не хочу. Это же из Петербурга уехать надо! И путешествие тоже — что я там увижу, чего нету здесь?
— Ну, в Японии или на
— В Японию? На край земли? Да ты что! Я помру ещё на мысе Горн!
— В Японию по-другому плавают, так что ничего ты не умрёшь!
— Да ты серьёзно, что ли? — не на шутку всполошился братец. — Право же, это вовсе не смешно!
— Нет, не серьёзно. Но, говорю тебе прямо: брось свои беспутства, а то скверно кончишь. Вот я сегодня на выставку ходил — у нас такие дела творятся, это ты даже не представляешь! Пойдём со мною — увидишь, как далеко мы шагнули вперёд!
— Ох, Александр Павлович, мне так нехорошо сейчас! — с убитым видом пробормотал Костя. — Давай, может, в другой раз! Ты же всегда её соберёшь, правда! Ты же у нас император — что прикажешь, то все и делают…
По кислой физиономии братца мне стало ясно — даже если он со мной пойдёт на выставку, там он будет всего лишь «отбывать номер». И, не будь я Государь император — он бы даже и не явился, так и дрых бы до вечера. И все эти наши разговоры навряд ли что-то изменят — я ведь уже много раз старался привлечь его к делам, но проку от моих стараний, увы, было мало.
— Ну, всё-таки?
– попробовал я ещё раз. — Хочешь наместничество, или что-то подобное?
— Если можно будет остаться в Петербурге — хочу!
— Нет, так нельзя. Как ты будешь из столицы управлять генерал-губернаторством?
— Зачем управлять? Платон Александрович как-то справлялся, отчего бы и мне этак не наместничать?
— И где теперь Платон Александрович?
— Сидит в Петропавловской крепости. Но со мною ты так не поступишь, правда?
— Не поступлю. Никогда! Ты же мой брат. Но всё таки: ну возьмись ты наконец за ум! Что тебе для этого надо? Каким проектом тебя увлечь?
Костик картинно возвёл глаза к потолку.
— Слушай, дай подумать! У тебя всё такое заумное, я уж и не знаю…
— Ну подумай, подумай. Как дела-то у тебя вообще?
— Ай, да всё у меня хорошо! — отмахнулся тот. — Я тут с одною дамою закрутил le grand amour. Она такая — ууухх! И тебе советую иной раз оторваться от жениной юбки да от чертежей. Жизнь одна, Сашка, сам же говорил!
И Костя ушёл не совсем твёрдой походкой человека, не вполне отошедшего от вчерашнего. Интересно, что там у него за мадам? По информации от Скалона, недавно в Петербурге появилась некая мадам Шевалье, прямиком из Парижа. Антон Антонович прямо подозревал её в шпионаже в пользу Директории — уж очень откровенно она оказывала знаки недвусмысленные внимания высокопоставленным русским вельможам, в том числе и братцу Константину. Не о ней ли говорил мне Костя? Чёртовы лягушатники — ничего не боятся…
* — в послании апостола Павла к коринфянам, гл 6–9; 10 ст., — "ни мужчины, которых используют для противоестественных сношений, ни мужчины которые ложатся с мужчинами… Царства Божия не наследуют.
Также, в послании к римлянам 1:24–27- «их женщины заменили естественные сношения на противоестественные… получая себе полное возмездие за своё беззаконие.» На этих основаниях церковь сформировала отрицательное отношение ко всем видам секса, кроме «миссионерской позиции».
** — очень порадовали новые типы паровых молотов и прокатные станы. Похоже, скоро мы начнём катать рельсы. Не зря я пригласил в Петербург Генри Корта!