Благословенный. Книга 4
Шрифт:
Глава 5
Подкинуть родителям немного денег на «обзаведение», в общем, для меня особого труда не составляло: конечно, с финансами всё было сложно, но, тьфу-тьфу-тьфу, потихоньку налаживалось. В казну поступили первые пуды Уральского намывного золота; мы начали мыть песок сразу на сорока восьми приисках, и большинство участков внушало самые радужные надежды. А ещё… ещё была у меня одна задумка, смелая, рискованная… но чрезвычайно многообещающая. Правда, для благополучного её исполнения должно было сойтись несколько условий — Михаил Илларионович Кутузов должен был в очередной раз достать кролика из шляпы, на этот раз в Париже и Мадриде; сверх того, в этом проекте независимо от Кутузова будут задействованы как раз
Вызвав обоих, я прежде всего переговорил с каждым отдельно; и первым оказался Фёдор Васильевич.
— Граф, мы с королём Финляндским недавно вас вспоминали. Вам не икалось?
— Благодарю, нет, — осторожно произнёс Фёдор Васильевич, и в выпуклых глазах его поселилась тревога.
— Скажите, каким вы видите своё будущее при моём дворе?
Тревога Ростопчина прямо на моих глазах подскочила до степени паранойи.
— Я готов ко всякой службе, любому заданию, которое вы решите мне поручить! — с готовностью отвечал он, всячески демонстрируя служебное рвение и бодрость.
«Бьёт копытом. Этот будет рыть землю, — подумалось мне, — ишь, головой бодается, словно твой конь! Вот и славно: рыть землю — это именно то, что мне от него надо!»
— Ну что же, граф, у вас есть прекрасная возможность послужить Отечеству и мне, навек оставшись в памяти поколений. Вы, верно, наслышаны, что на днях прошли переговоры с испанским чрезвычайным посланником, адмиралом Гравиной, итогом которых стал трактат о передаче нам во владение земель так называемой Верхней Калифорнии. И там теперь, соответственно, надобен там губернатор. Решительный, хладнокровный человек, можно сказать, проконсул, способный твёрдой рукой управлять обширнейшими территориями на побережье Тихого океана, вступать в переговоры и с дикими племенами, и с туземными вождями, и с эмиссарами европейских Ост-Индских компаний! Пользуясь случаем, я спросил у Павла Петровича, кто бы это мог быть — и, представляете, он назвал мне вас!
Бедняга Ростопчин просто окаменел. Насколько я мог судить о его состоянии по глазам, почти выкатывающимся из орбит, его паранойя, быстро миновав степень параноидального психоза, уверенно двигалась к парафрении.
— Калифорния? Но… это же край света! — наконец пролепетал он самым прежалким образом.
— Пустое, Фёдор Васильевич! Какой там «край» — Земля же круглая! Да и места там, как говорят, просто замечательные, хоть и пока диковатые. Ну а вы, смелый и предприимчивый предводитель, придётесь там ко двору! Теперь в Кронштадте готовится большая экспедиция в те края; через три недели отбытие. Вам выпала честь возглавить её! Вот подробная инструкция, что надлежит предпринять: ознакомьтесь, и если появятся вдруг вопросы, тотчас же задайте их мне!
Потрясённый этим напором, Фёдор Васильевич дрожащими руками взял пухлую папку, поданную моим адъютантом Волконским, и начал читать.
Я терпеливо ждал. За время чтения по лицу Ростопчина пробегала целая гамма эмоций: то удивление, то ужас, то удивление, то гнев, и снова удивление… и наконец, красный как рак, он оторвался от чтения.
— Так, то есть, я понимаю, нам надлежит выйти из Кронштадта в середине июля, а уже летом будущего года быть в Калифорнии?
— Да. Все корабли ваши — высокоскоростные клиперы и барки. Будете делать большие переходы, подстраиваясь под пассаты. Есть, конечно, некоторая опасность попасть в экваториальный штиль, но…
— И, выгрузив экспедицию в Калифорнии, далее часть судов отправляется в Китай через порт Акапулько в Новой Испании, а один или два клипера ставится на снабжение продовольствием Ново-Архангельска, Охотска и Камчатки?
— Именно так. Суда будут загружены железом и механизмами паровых машин, а также оружием и товарами, потребными для новой колонии. В Испании вам надо будет принять на борт партию ртути и представителя испанского
– Ваше величество, если это всё — Ростопчин трясущимися руками поднял папку — если это достижимо, то это будет невероятное, отчаянное предприятие!
— Именно. И вы будете его частью. Успеха, граф!
* * *
Следующим посетителем был патер Габриэль Грубер.
Отец Грубер был иезуитом из Вены. В 1784 году, когда в Европе начались гонения на его орден, он прибыл в Белоруссию, где долго преподавал архитектуру и физику в Полоцком иезуитском коллегиуме. Благодаря его усилиям это учебное заведение превратилось в крупный технический центр. Созданные им лично, либо под его руководством машины и механизмы не только активно использовались в учебном процессе, но и с успехом демонстрировались гостям коллегиума. Одним из самых известных творений мастера была механическая голова. Высоко в стене, почти под потолком, была установлена голова старца с длинными седыми волосами. Механическая конструкция с подвижными деталями «говорила» на всех распространенных в то время языках и на любые вопросы посетителей: голова эта отвечала внятно, громко, логично, с полным знанием обстоятельств, так что вопрошавший положительно приходил в полный ужас. Какова должна была быть вера в мудрость и почти сверхъестественную силу иезуитов, когда никому не приходило на мысль, что за стеною сидел опытный механик, приводивший в движение глаза и все лицо головы и отвечавший за неё…
Когда в 1796 году власть сменилась, Грубер оказался в Техническом центре, где поспособствовал созданию разнообразных механизмов. Верно, он бы так и трудился на благо науки и христианской веры (как он её понимал), но тут, по воле случая, я узнал от Александра Николаевича Радищева, что святой отец, кроме всего прочего, имеет очень хорошие связи в Китае!
Надо сказать, страна эта уже более ста лет находилась под большим влиянием святых отцов из ордена Игнатия Лойолы. Они смогли втереться в доверие маньчжурской династии, и добились у цинов важных постов, способствуя проникновению в Поднебесную зачатков европейских знаний. Достаточно сказать, что именно они наладили в Китае литьё пушек! Во время заключения Нерчинского мира иезуиты выступили переводчиками и посредниками между русским воеводой Головиным и маньчжурским правительством; причём посредничали и переводили так ловко, что чуть не довели дело до новой войны. К счастью, нашим тогда удалось их изобличить, и дело кончилось Нерчинским миром. В общем, те ещё гады; но теперь они должны были послужить моим интересам.
— Да, действительно, мои братья по ордену имеют вес при дворе богдыхана. Но всё равно — китайцы сложные для негоциации партнёры!
— Уверен, мы подберём к ним ключи.
— Закупка товаров в Китае, о которой вы говорите, несомненно, возможна. Но нужно серебро! Китайцы неохотно обменивают свои товары на европейские!
— Серебро будет. Ваше дело — договориться о крупных партиях чая. Об очень крупных партиях!
— А что насчёт остальных китайских товаров? Шёлк, фарфор…
— Нет. Мы сосредоточимся на чае. Что же касается наших товаров — то нам следует предложить им что-то стоящее… то, что они оценят по достоинству.
Иезуит понимающе улыбнулся.
— Ваше величество говорит об… опиуме?
— Нет, что вы. Эту гадость мы продавать им не будем. Скорее наоборот — предложим им нечто, что заставит их забыть навсегда об опиуме!
И я изложил ему свой план.
Когда я закончил, Грубер задумчиво сложил ладони кончиками пальцев друг к другу и вытянув трубочкою губы, как человек, озадаченный сложнейшей проблемой.
— Право, не знаю. Положительно не знаю, что вам сказать, Ваше Величество, — наконец произнёс он. — Такую штуку никто ещё не проворачивал; и скажу вам прямо, сомневаюсь, что это возможно в Китае.