Благословенный. Книга 6
Шрифт:
Жубер чувствовал потребность что-то сказать:
— Вы правы. Конституция никуда не годится!
Некоторое время говорили о недостатках основного закона. Сийес с удовольствием поддерживал этот разговор: у него давно был готов конституционный проект, очень хитро перетягивавший реальные рычаги власти с остальных консулов на него самого. И в этой беседе он добился своего: в заключении дискуссии Жубер, обращаясь к Сийесу, сказал:
— Мы бы все попросили вас сразу после победы возглавить работу по созданию новой конституции!
Сийес
Затем заговорили о Баррасе и о том, как компаньонам следует вести себя по отношению к нему. С Сийесом все согласились в том, что Баррас в самом деле последнее время несносен, а его притязания безосновательны. И заговорщики решили сделать всё, чтобы от него избавиться
На другой день, 25-го октября, Жубер принял у себя ответный визит. В этот раз было внесено два существенных предложения: первое от Жубера — ввиду опасности левого переворота добиться в Совете 500-т назначения их сторонника, генерала Лефевра, командиром парижского гарнизона. Второе предложение поступило от Сийеса: во избежание ненужных эксцессов со стороны толпы всегда готовой к беспорядкам парижской черни перенести решающие заседания Совета 500-т из Парижа в пригород. Три статьи конституции (102, 103 и 104) давали право Совету старейшин сделать это. Сийес предложил Сен-Клу.
Оба предложения были единодушно приняты. Также, Сийес предложил назвать новое правительство «консульством», а правящую тройку именовать консулами. В имени этом Сийеса чудилась некая ментальная связь с Римом и римским законодательством. Жубер и Роже-Дюко согласились: по большому счету им было все равно, как называться — хоть Консульством, хоть Большим Диваном. В заключение Жубер сказал, что когда всё закончится необходимо провести плебисцит, дабы обеспечить легитимность правительства. Все тут же вспомнили, что даже русский император Александр с одобрением отзывался о плебисците и даже решил определить с его помощью будущую русско-польскую границу; а это значит, что хотя бы со стороны России не последует возражений против переворота, узаконенного выражением народной воли.
Все предложения были приняты, и план заговора приобрел очертания, пока ещё слабо заметные для постороннего глаза, но вполне вещественные. В последующие дни заговорщики провели еще ряд встреч, на которых уточнялись второстепенные детали; но на людях Сийес и Жубер, в точности с принятой схемой поведения, показывали крайнее друг к другу нерасположение. Вскоре Сийес получил от банкиров первые деньги, и смог подкупить парижские газеты, тут же бросившиеся до небес восхвалять генерала Жубера и совершенно забывшие про Моро. Популярность молодого и «опального» полководца стремительно росла: однажды его узнали в театре, и публика тотчас же прервала представление возгласами «Viva Joubert!» Чтобы не сорвать спектакль окончательно, генерал даже вынужден был покинуть театр после первого действия.
Хотя намного важнее для него был другой спектакль, — тот, что должен был состояться на политической сцене…
* — Гойе и Мулен — «младшие» директора французской Директории.
Глава 21
Итак, мы с Кантом выпустили брошюру «Всемирное Государство», где изложили основные идеи будущего Союза Наций. Мои дипломаты, конечно же, хватались за головы, закатывали глаза и говорили, что это всё невозможно, невообразимо, и даже глупо: зачем всё это надо, и надо ли?
Но для меня такого вопроса не существовало.
Всё очень просто. Завоевать весь мир невозможно, даже с моими знаниями и самыми лучшими полководцами и солдатами. Увы, но это так. У нас тупо не хватит для этого солдат. Да и зачем? Чтобы потом постоянно гасить восстания то
Нет. Мне не нужна Восточная Пруссия. Мне нужен весь мир, вот в чём дело. Все эти, завоевания, расширение территории — всё это было бы глупейшей ошибкой. Люди очень не любят, когда их убивают, и рано или поздно объединяются против того, кто несёт им угрозу. Но совсем другое дело — то, что называли в моём мире «софт пауэр». Сейчас надо закрепить свою страну на важнейших точках, — военных, географических, финансовых, но прежде всего — политических. А сделать это можно, создав авторитетную международную структуру, и закрепить в ней ведущую роль России. Таким образом можно обеспечить нашей стране огромный вес в будущем, а кроме того, создать устойчивый и стабильный миропорядок, основанный на международном праве. Тот дремучий лес с волками, что составляет сейчас международная политика, надо превратить в солнечную лужайку с играющими на ней плюшевыми зайками и одним-единственным цепным псом.
А цепь его будет в наших руках.
В общем, дело выглядело перспективным, но всех нюансов его я не мог раскрыть даже собственным доверенным служащим. Так или иначе, дело это потихоньку шло своим чередом: несмотря на огромную занятость германскими делами, я уже начал формировать исполнительные органы Союза Наций, приглашая на собеседование талантливых, но по каким-либо причинам невостребованных на собственной Родине лиц. Одним из первых волонтёров стал принц Шарль де Линь; а сегодня я решил встретиться с неким Лазаром Карно.
Этот господин долгие годы был военным министром в правительстве революционной Франции. Именно он когда-то сотворил чудо, остановив расползание анархии старых полках французской армии и наладив дисциплину в новых революционных частях; его усилиями и были созданы четырнадцать армий — те самые, мощные, боеспособные революционные войска, что отбросили от галльских границ интервентов из Первой антифранцузской коалиции. Но затем он проиграл во внутриполитических интригах поздней Директории; как водится, тут же схлопотал обвинения в государственной измене и работе на иностранные разведки, бежал в Германию, где до сей поры и обретался, равно дистанцируясь от всех своих соотечественников-эмигрантов — и от французских монархистов, и от радикальных республиканцев.
Я позвал его на аудиенцию по двум причинам: во-первых, очень хотелось послушать его мнение по происходящему во Франции, а во-вторых, я задумался: не предложить ли ему пост Генерального секретаря Союза Наций. Этот, безусловно талантливый администратор, отличавшийся к тому же широтой взглядов истинного сына Века Просвещения, мог бы применить свои знания для общего блага, а не для убийства себе подобных!
Мы увиделись с Карно прямо на аллеях Ирхель-парка — излюбленного цюрихскими бюргерами места отдыха и прогулок. Бывший якобинский военный министр оказался высоким и не по летам стройным господином с очень французским лицом; крючковатый нос над тяжеловесным подбородком, умные, цвета бретонского побережья холодные глаза. Скромный цивильный костюм визитёра не мог скрыть его армейскую выправку; казалось, когда-то в Мезьерской военной школе ему в спину забили аршин, да так и забыли его, навеки обрекая человека держать офицерскую осанку.