Благословенный. Книга 6
Шрифт:
— Я был влюблён. И не видел препятствий. Уверен, что мы многое могли бы преодолеть. Ты же знаешь, я много раз совершил то, что считалось невозможным. У нас бы всё получилось…
Она продолжала смотреть мне в глаза; взор её был холоден и пуст, и лишь циничный холод плескался где-то на дне этих, когда-то любимых мною, глаз.
— Что получилось? Что должно было получиться? Мой отец вдруг стал бы фельдмаршалом?
— Не говори так! Ты до сих пор дорогамне!
— И что же, право? Мне следует приехать в Петербург и стать твоей фавориткой?
— Ты вольна поступать так, как тебе вздумается. Но право, я не заслужил твоей холодности!
Она
— Monsieur, pourriez-vous s’il vous plait laisser passer notre equipage? ****
Итак, разговор был закончен; я тронул носками сапог плотные бока Аргамака, натягивая правый повод, и конь послушно отошёл в сторону, тоскливо кося глазом на красотку-кобылку. Кучер взмахнул вожжами, ландо тронулось, медленно проплывая мимо меня. Переставшая бояться девочка во все глаза смотрела на меня; её скуластое, широкое лицо с тонкой румяной кожей и вздёрнутым крохотным носиком выражало теперь крайнее любопытство. Послав Аргамака вслед за экипажем, я увидел, как девочка оглянулась; белокурые кудрявые волосы рассыпались по плечам, ниспадая из-за украшенного цветами аккуратного чепчика.
— Как ее зовут? — громко выкрикнул я. Софи вздрогнула, вполоборота повернувшись ко мне.
— Её?
— Да. Её.
— Для тебя это важно?
— Она ведь моя, не так ли?
— Нет! — отрезала она, отворачиваясь.
— Так как ее зовут? — прокричал я ей в спину; но она больше не обернулась. Подобрав поводья, я долго смотрел ей вслед; ландо давно уже скрылось за поворотом, аллею заполнили дамы с шалящими, смеющимися детьми, а я всё стоял, пока не услышал сзади деликатное покашливание Антона Антоновича.
Отойдя от оцепенения, я повернулся к генералу Скалону. Антон Антонович участливо дотронулся пальцами до околыша фуражки, ожидая распоряжений. На мгновение мне стало стыдно — ведь я использую сейчас мощь Российской империи для своих сугубо личных, можно сказать, половых интересов. Аааа…чёрт бы всё это побрал! Долг, служба, честь — я уже наверное на всём этом свихнулся! К чёрту всё — сейчас я не император, а мужчина.
Мужчина, который хочет знать правду.
— Бригадир, вот та дама в ландо… да, вот то, оливковое. Узнайте, кто она, где живёт, давно ли появилась в Женеве, замужем ли, откуда у нее ребенок… В общем, узнайте всё!
Внимательные глаза Скалона, казалось, просканировали меня насквозь. Затем он послушно кивнул, произнёс «есть!» и отъехал. Я же в задумчивости поехал в свою резиденцию — осматривать достопримечательности мне расхотелось.
Вечером я знал всё. София Всеволодская была замужем за французским эмигрантом графом де Воллансьен. У неё один ребёнок.
Девочку зовут Анна. И судя по возрасту, это была моя дочь.
*- Мама, кто это? Я боюсь!
** — Эй ты, убирайся с пути!
***- Успокойся. Этот господин просто не умеет управляться с лошадью. Он сейчас оставит нас!
**** — Господин, не могли бы вы пропустить наш экипаж?
Здравствуй, Вена, столица вальса и наслаждений, которая танцует в сторону баррикад и Гражданской войны 1848. Коста в гуще событий, но роковая дата приближается.
Глава 22
В конце октября от агентов Фуше стали поступать доклады об активности Барраса. На заседании 1-го ноября заговорщики пришли к выводу, что «блистательный», обеспокоенный
— Я хорошо его знаю, — успокоил сомнения генерала бывший аббат, — поверьте мне, речь пойдет не о том, согласен он или нет, а лишь о сумме отступного!
На следующий день, 2-го ноября, Сийес, предварительно уведомив Барраса запиской, приехал к нему с визитом. Баррас догадался о цели визита аббата и с нетерпением ждал от него предложения возглавить заговор. Какого же было его удивления, когда, по мере того как его коллега-«директор» в своей витиеватой манере говорил намеками и полунамеками, очень издалека подступаясь к делу, он постепенно осознал, что «друзья свободы» не только не хотят дать ему главенствующую роль, но вообще не собираются принимать его в свою компанию! В конце длинного, красочного монолога, который Баррас выслушал не перебивая, Сийес, наконец-то, выложил, что «патриотические» силы высоко ценят вклад гражданина директора в его неустанной работе над величием Республики, что Франция никогда не забудет своего верного сына и, что они готовы еще выше оценить его заслуги, если гражданин директор будет столь любезен и «поймет цели и задачи патриотического движения».
Это было приглашение к торговле. Выслушав, Баррас ответил, что ему надо подумать.
— Думайте, мой друг, — сказал Сийес, пожимая плечами, — я подожду в гостиной. Спешить мне сегодня некуда!
Оставшись один, Баррас понял, что его обманули, провели как мальчишку. От досады Баррас кусал себе губы: он ведь прекрасно знал, что в деле Сийес, с которым нужно быть вдвойне, втройне осмотрительным. Но каков Жубер! Какую комедию он разыграл с Сийесом! «Не ожидал я этакой прыти от прямого, как аллеи Версаля, вояки», — думал Баррас.
«Ну хорошо, — рассуждал он дальше, — допустим. Допустим, я подниму шум и изобличу заговор, который, кстати, еще нужно доказать. Они от всего откажутся и правильно сделают. Но даже если допустить, что у меня есть ещё время и я соберу доказательства — кто воспользуется ситуацией? Только якобинцы; а я за свою благородную глупость попаду под огонь двух враждующих партий. А ведь у меня и так уже столько врагов, что не хватит двух жизней, чтобы разделаться со всеми. И потом, что лично я выиграю? Через полгода по конституции я должен буду уступить свое место. Даже если заговор будет подавлен, нет никакого шанса остаться дольше на вершине власти. Зачем бороться против антиконституционного заговора, победить его, а через несколько месяцев оставить свой пост…. после чего бесчисленные враги мои возьмутся за меня со всех сторон! Как не крути, а следует принимать предложение этих негодяев. Лучше сейчас взять деньги и уехать в Америку, чем через полгода оказаться наедине с разгневанными месье, которым я отдавил хвосты во время термидора! А там, глядишь, времена переменятся, и я смогу вернуться, как когда-то сделал Талейран».
И, решившись наконец, Баррас вышел к аббату.
— Что ж, любезный гражданин Сийес! Я готов прислушаться к голосу «друзей свободы», и подать в отставку, но за это я потребую компенсацию!
— Разумеется, — с готовностью отозвался Сийес, обрадованный, что разговор пошёл уже «открытым текстом», — ведь это даже не компенсация, а признательность за тот, воистину, неоценимый вклад, который вы, гражданин, внесли…
— Довольно! Оставим слова, — поморщившись, прервал его Баррас и назвал свою сумму.