Благословенный. Книга 6

Коллингвуд Виктор

Ещё одним ходовым товаром оказались консервы. Этот нехитрый, в общем-то, продукт получился у нас не сразу: мы никак не могли понять, зачем банки при стерилизации помещать в автоклав, и использовали просто кипячение при атмосферном давлении, что приводило к случаям ботулизма. Позже я выявил эту проблему, и мы начали экспериментировать с использованием кипящего масла и пара. Увы, ни один из этих способов не прижился: дело в том, что при нагреве банки просто вздувались и лопались, поскольку внутри них тоже образовывалось избыточное давление. В итоге, пришлось всё-таки вкладываться в автоклавы, и после этого дело пошло на лад.

Как это ни странно, один из первых заводов мы решили делать в Архангельске. В его пользу говорила возможность очень легко и удобно завозить сюда

лёд. Морозильные машины в это время нами уже строились: это были неуклюжие агрегаты на основе опасного и едкого аммиака, получаемого нами из чилийской селитры. Однако в Архангельске можно было обойтись завозным арктическим льдом, что в перспективе позволяло экономить на морозильных камерах. Ещё одно предприятие такого рода возводилось в Царицыне: тут уже без морозильников было не обойтись, хотя частично вопрос решался созданием огромных, добротно теплоизолированных хранилищ волжского льда, изобильно доставляемого весенним ледоходом.

Мясные, мясорастительные и даже овощные консервы с руками отрывали торговые и военные флоты всего мира. Причём тон тут задавали англичане: их гигантский торговый флот всегда страдал от нехватки рук, а улучшение снабжения очень сильно влияло на привлекательность того или иного судна в глазах потенциальных моряков. Если на каком-то судне их вместо серо-бурой, надоевшей всем солонины начинали кормить практически свежим мясом — на такой корабль немедленно выстраивались очереди желающих на нём плавать!

Окрылённые успехом, наши приказчики и механики создавали всё новые образцы консервов: из изюбря, сайгака, северного оленя, медведя, лося; и все они находили свой спрос. Появились и фрукты, консервированные в сладком сиропе и тут же снискавшие популярность, особенно среди моряков, путешественников и покупателей в Северной Европе.

Притом, консервное производство устроено было практически безотходным: огромное количество костей, образовывавшихся на бойнях, перетиралось в костную пыль и продавалось как фосфорное удобрение; а жилы, лёгкие, и прочие субпродукты перерабатывались в корм для животных и поставлялись на огромные зверофермы, устроенные по соседству.

Эти фермы стали прибежищем и местом службы для большого количества императорских и крепостных людей, служивших ранее на господских псарнях и потерявших работу после отмены крепостного права. В начале 1797 года, разогнав огромную императорскую охоту и, заодно, зверинец Григория Орлова, я задался вопросом — а что делать со всеми этими людьми? Будь мы в 21-м или даже в 20-м веке, такими вопросами можно было бы и не задаваться — огромный рынок рабочей силы позволил бы им найти своё место под солнцем. Но в конце 18-го века, где нет ни биржи труда, ни интернет-сайтов типа Джоб ру, трудоустройство было намного более сложным мероприятием. И вот тогда-то я придумал три вещи — зоопарк, цирк и зверофермы.

Зоопарк, или «Биологический сад», был устроен в Петербурге в районе –090-=. (Там где находится Михайловский сад). Здесь же в перспективе я хотел бы устроить и океанариум, и, возможно, аквапарк. Поначалу экспозиция была невелика, но постепенно к нам присылали всё больше разных животныхи из Юго-Восточной Азии, и из Бразилии, и из прочих отдалённых уголков мира.

Надо сказать, что это был первый зоопарк в мире: даже в Лондоне, справедливо считавшемся самым комфортабельным и благоустроенным городом в мире, пока не существовало таких общественных зверинцев.

Цирк был устроен в Москве; сюда были направлены самые талантливые звероводы, доезжачие и выжлятники, каких только удалось найти. Поначалу многие специалисты, вынужденные вместо привычных собак работать теперь с мартышками и зебрами, плевались и даже уходили в запой; но со временем всё устаканилось (как бы двусмысленно это не звучало).

Персонал императорского охотничьего хозяйства был таким образом полностью пристроен к делу. Но затем, после отмены крепостного права, дворяне стали один за другим отказываться от своих огромных охотничьих свор, и проблема встала с новой силой. К счастью, идея звероводческого хозяйства была легко реализуема, — нашлись и управляющие из мелких дворян,

увлечённых охотой, и умеющие работать со зверьем люди; а сделать клетки и раздобыть корм было совсем несложно. Вскоре мы открыли одно хозяйство в Лобне, где выращивали в основном чернобурую лису, и норковую ферму в Парголово. Результат оказался положительным, и теперь я собирался придать этому делу настоящий размах, благо работать с мехом у нас умели, а сбыт через открывающиеся в Европе магазины «Русского дома» представлялся поистине безграничным. Единственное узкое место здесь было в отсутствии масштабного производства готовых меховых изделий — ведь обычно и шубы, и шапки тут шили на заказ. Но формат торгового центра, разумеется, требовал иного подхода; и вот нам пришлось разрабатывать шаблоны, таблицы размеров, выкройки, модели, и многое, многое другое; Причём, из-за нашего наполеоновского размаха ориентироваться приходилось одновременно на вкусы и европейских, и российских, и азиатских покупателей. Для этого нам пришлось производить нечто вроде «опроса фокус-групп», то есть собирать, например, нескольких обеспеченных азиатов и, показывая им модели и образцы шапок, манто, шуб, узнавать у них, что им нравится, а что — нет, и готовы ли они это купить. Иногда это происходило прямо в Зимнем дворце, перед или после бала. Также, мы изготавливали небольшую партию шуб одной модели и смотрели, как быстро они продадутся и кто именно их покупает.

Так или иначе, сейчас в Тосно строилась огромная фабрика по производству меховых изделий. Там будут установлены мощные вырубные машины с паровым приводом для быстрой раскройки, швейные машины, а на работу будут приниматься и мужчины, и женщины из окрестных сёл.

Не забывал я и про сельское хозяйство. Болотов, успешно руководивший государственными хозяйствами и сельскохозяйственными школами в Тавриде, теперь перебрасывался мною на новое важное направление. Ему шёл 62-й год, но благодаря заботе о здоровье выглядел он крепким, как морёный дуб. Надо сказать, я восхищался им неимоверно. Встретив Андрея Тимофеевича тринадцать лет назад уже в очень зрелом возрасте, я и предположить не мог, что здравомыслие и здоровый скептицизм сочетаются в нём с удивительной гибкостью, приспособляемостью и, главное, интеллектуальной смелостью — готовностью к риску, к эксперименту, способностью признать свою неправоту и всемерным стремлением к достижению конечного результата.

За годы работы под моим общим руководством он прошёл путь от разъездного популяризатора выращивания картофеля до главы агрохолдинга. Теперь же я вручал его управлению гигантскую структуру — огромные зерновые элеваторы в Царицыне кумпанства «Хлебный резерв». Тут в почти идеальных условиях хранятся огромные запасы зерна, используемого для обеспечения продуктовой стабильности — исключения случаев голода. Раньше, при Екатерине, зерновые магазины вводились в каждом губернском городе, но жизнь показала неудачность такой системы. Магазины эти обычно были сырые и не могли обеспечить сохранность зерна; к тому же получалось, что если в губернии неурожай, то эти местные зернохранилища оставались попросту пустыми. Большие, обшитые металлом зерновые склады в Царицыне позволяли надёжно сохранять зерно, а от губернаторов теперь требовалось лишь вовремя сдавать статистическую отчетность по запасам хлеба и динамику цен на рынке: как только стоимость хлеба в каком-либо уезде начинала рост, туда тотчас высылалось «резервное» царицынское зерно.

Бурными темпами развивалось в России выращивание картофеля. Новая мода в Европе создала приличный спрос на получаемый из этого корнеплода крахмал. В южных поместьях Болотова продолжались эксперименты по селекции сахарной свёклы; там же теперь занимаются районированием кукурузы, риса и сои. А ещё в Тавриде нашли очень интересную траву «галега» или, по-простому, козлятник — отличный корм для скота: такой же полезный, как и клевер, но намного более продуктивный. В общем, Болотов показал себя с исключительно положительной стороны, так что я, расщедрившись, решил присвоить ему орден Св. Владимира и титул графа. Андрей Тимофеевич, всегда равнодушный к титулам и наградам, был, тем не менее, растроган.