Благословенный
Шрифт:
Сельва начиналась прямо у границ посёлка. Никаких полей, не считая небольших огородов с маниокой, вокруг поселения не было. Гарнизон снабжался с побережья, а жители кормились в основном тем, что давала река.
Тут же они оказались под пологом леса. Огромные сейбры, мощные зонтичные, «бразильские» и палисандровые деревья перемежались зарослями высыхающего бамбука; те, в свою очередь, сменялись переплетениями лиан, настолько густыми, что без помощи абордажных сабель решительно невозможно было сделать и шага.
Путники оказались окружены тысячами
В зарослях то и дело раздавалось энергичное похрюкивание: это местные дикие свиньи, «пекари», раскапывали себе на обед личинки и коренья. Разглядеть их, однако, не удалось; путешественникам пришлось удовольствоваться лишь созерцанием на мягкой лесной земле следов острых копыт. Изучив их, Паллас с удивлением понял, что на передних лапах у них по четыре, а на задних — по три пальца.
— Пётр Семёнович, ну давайте же быстрее — поторапливал его мичман Корзинщиков — мы же тут не за свиньями приехали!
Далее пришлось преодолеть открытый участок, заросший высокой густой травою. Индейцы с видимою неохотой ступили из леса на это, называемое «пампою» поле, и путешественники вскоре поняли, почему. Высокая, в рост человека, трава пампы, шелестевшая на ветру роскошными розовыми метёлками, оказалась сплошь усеяна мелкими красными клещами, от которых кожа путешественников немедленно покрылась зудящими волдырями.
Наконец, пампа кончилась. Перед экспедицией открылась величественная панорама изумрудно-зеленых сочных древесных крон, сплошь испещренных пятнами ярко-красных, розовых, сиреневых и жёлтых, пышно разросшихся цветов, вознесённых настырными лианами поближе к солнцу – прямо к верхушкам высочайших деревьев.
В лесу путешественники вздохнули с облегчением: тут противные клещи не водились. Под крики встревоженных нежданным вторжением лесных попугаев они миновали рощицу «бразильских» деревьев; затем им пришлось преодолеть заросли дикого сахарного тростника, сплошь переплетённого лианами, и, наконец, один из индейцев, по имени Урубелава, подвёл их к невзрачному дереву, отдалённо напоминающему обыкновенный ясень.
— Гевея! — произнес он.
— Да ну? — недоверчиво протянул мичман Корзинщиков. — Вот это вот и есть то, зачем мы целый свет объехали? Ну и ну…
Пётр Семёнович, внимательно оглядев ствол, достал складной нож и сделал на нём небольшой V-образный надрез. Вскоре из-под бежево-белой коры выступила липкая белёсая жидкость, напоминающая сок одуванчиков.
— Да. Это они! Давайте собирать семена!
Похожие на каштаны плоды были во множестве разбросаны под деревьями; раскрыв их, можно было видеть три семенные доли. Тут же, под взрослыми
Вскоре индейцы набрали три мешка семян.
— Так, надобно взять и саженцев! — вспомнил Паллас. — Согласно инструкции, не следует пренебрегать никакими способами размножить сии деревья!
— Вот любите вы, Пётр Семёнович, в земле ковыряться! Мы семян вон сколько набрали; зачем же вам ещё и саженцы?
— Надо! — упрямо заявил учёный. — Жозе, велите им копать!
Однако, после коротких переговоров, выяснилось, что индейцы не знакомы с таким понятием «копать землю».
— Они охотники, и говорят, что рыться в земле ниже их достоинства! — сообщил Жозе извиняющимся тоном.
Пришлось Петру Семёновичу самому взяться за заступ. Вскоре две дюжины саженцев показались в мешках.
— Ну, пора и обратно! — с облегчением скомандовал Василий Фёдорович, и небольшой отряд направился обратно к форту.
Обратный путь не обошёлся без приключений. Индейцы наотрез отказались снова идти через пампу, и повели путешественников в обход. Тут они наткнулись на целую реку крупных белёсых муравьёв, преодолеть которую оказалось не так просто. Корзинщиков и Паллас в своих сапогах решительно прошли напролом, а вот босоногим индейцам пришлось нелегко!
Близился вечер, и с заходом солнца, стремительным, как всегда в этих широтах, наконец, наступила прохлада, несущая долгожданное облегчение после удушающей дневной жары. Но от шума спасения не было — сельва, как оказалось, никогда не спит! Сначала прозвучал крик крошечной ночной обезьянки, которой в дневные часы приходится скрываться в тени из-за своих слишком чувствительных к свету глаз. Можно было лишь представить, что где-то наверху, среди густых зеленых ветвей, обезьянка высовывала из дупла дерева любопытную полосатую мордочку и боязливо поглядывала на то, что привлекло ее внимание.
Потом послышался злобный рык обезьян-ревунов. Эти довольно крупные по меркам сельвы приматы с шумом перелетали в вышине с ветки на ветку, сердито дергая свои длинные бороды и рыча на вторгшихся в их мир пришельцев. Шум крыльев садящихся на землю птиц сменялся рёвом хищников, шелест листвы — шорохом игл дикообраза.
Путешественники уже было думали, что придётся ночевать в лесу, как вдруг впереди показались огни и запахло дымом — верный признак жилища. Они возвратились к форту Сан Жозе ду Риу-Негру.
Капитан Да Соуза ждал их возвращения.
— Благодарение Пресвятой Деве Марии, вы вернулись благополучно! Извольте в мой дом — вам уже готовы постели. Завтра мы обсудим подробнее ваши торговые дела.
* * *
— Мы бы хотели, чтобы латекс собирался партиями, хотя бы по сорок-пятьдесят тонн, и складировался в ближайшем океанском порту — в городе Макапа. Там мы бы его забирали!
Де Соуза закатил глаза, что-то прикидывая в уме.