Блаженные похабы
Шрифт:
Так инок провел 13 лет, и лишь тогда его «долг» был прощен. Тем самым впервые симуляция безумия как духовный подвиг впрямую упомянута именно в контексте уничтожения собственной воли.
До сих пор мы говорили о тех предпосылках для зарождения юродства, которые лежали в кругу представлений о безумии и его симуляции. Но ведь юродивый — это, в понятиях византийцев, святой. А значит, нужно рассмотреть также и вопрос о характере византийской святости, разумеется, лишь в той его части, которая важна теперь для нас.
По наблюдению крупнейшего культуролога П. Брауна, в восточном христианстве, в отличие от западного, изначально присутствовало ощущение, что мир напоен святостью, которая лишь ищет способа, чтобы проявиться [112] . Это мироощущение (никем из самих византийцев ни разу не описанное) имело целый ряд следствий. Святость могла «излиться» на того, кто не хотел ее и о ней не подозревал. Например, в одной из «душеполезных историй» (BHG, 1450k) повествуется о разбойнике, который, переодевшись монахом, пришел в женский монастырь под Антиохией с целью открыть ночью ворота и впустить свою шайку. Сестры поклонились ему, как святому, обмыли ему ноги, а одна из монахинь благодаря этой воде исцелилась от паралича. Смущенный просьбами о благословении, разбойник открылся сестрам, но они не хотели ему верить. В результате он действительно постригся в монахи, а за ним и вся шайка [113] .
112
Broum P. Eastern and Western Christendom in Late Antiquity: A Parting of the Ways // Idem. Society and the Holy in Late Antiquity. Berkeley et al., 1982, p. 179—188.
113
Worlley. A Repertoire, № 861.
Ощущение,
114
Historia monachorum in Aegypto / Ed. A. — J. Festugiere. Bruxelles, 1971, p. 102—109.
115
Worlley. A Repertoire, № 538.
116
Jean Rufus. Plerophories. Appendice. Textes complementaires / Ed. F. Nau // PO. V. 8. 1911/1912, p. 171—174. Ср.: Лопарев Xp. Повесть об императоре Феодосии II // ВВ. Т. 5. 1898, с. 67— 76. Мнение Лопарева (с. 88—89), будто повесть была составлена в XII в., кажется нам ошибочным.
117
Worlley J. Les recits edifiants de Paule, eveque de Monembasie, et d’autres auteurs. Paris, 1987, p. 128—130.
118
Apophthegmes sur saint Macaire // Annales du Musee Guimet. V. 25. 1894, p. 228—230.
119
9 Vita S. Theoduli Stylitae//AASS Maii. V. V. Paris, 1866, p. 753—754.
В приведенных выше сюжетах еще нет и намека на юродство, но самая установка на парадоксальность святости создавала для него все необходимые предпосылки [120] .
Что касается сюжетной формы о «тайных слугах Господа», то, как мы убедимся в дальнейшем, именно она и была использована в самых ранних историях о юродивых [121] . Да и зрелая агиография этих святых вся выросла из рассказов о «тайных слугах»: например, праведник, вопрошающий Бога, постепенно стал из главного персонажа истории вспомогательным и со временем выродился в конфидента при юродивом — неотъемлемую фигуру всякого «юродского» жития. Сам же «тайный слуга» из человека, не подозревающего о собственной праведности, превращается в святого, тратящего огромные усилия на сокрытие своей очевидной для него самого святости, то есть в юродивого.
120
Ср.: Brown P. Eastern and Western Christendom, p. 179, 184.
121
См.: Ivanov S. From «Secret Servants of God» to «Fools for Christ’s Sake» in Byzantine Hagiography // The Holy Fool in Byzantium and Russia. Bergen, 1994, c. 5—17 (повторно в: ВВ. Т. 58. 1998).
Глава 2. Монастырские симулянты
По мере того как киновийные монастыри распространились повсюду и охватили большую часть монашества, туда переместилось и юродство. Если анахорет в общем сам мог регулировать свои отношения с внешним миром, то монастырский притворный безумец ставил себя в ситуацию непрекращающегося стресса. О сложностях, связанных с перенесением экзотических привычек из пустыни в киновию, повествует Иоанн Эфесский. Побеседовав с иноком Захарией, пять лет носившим во рту камень, он «подумал, что старцу как пустыннику легко соблюдать эти удивительные правила, а как быть в монастыре?». Захария, прочтя мысли Иоанна, не настаивал, что его образ жизни является общеполезным: «Я знаю, сын мой, что такие вещи многим кажутся безумием и вводят в прискорбный смех, но для меня они полезны». [122]
122
John of Ephesus. Lives of Eastern Saints / Ed. E. W. Brooks // PO. V. 19. 1926, p. 256—272.
Описания симуляции в киновиях оставили нам Иоанн Лествичник (VI в.) и Исаак Сирин (VII в.). Вот рассказ Иоанна:
Тот, кто побеждает страсти, уязвляет бесов, а тот, кто прикидывается обуянным страстями ( - · ), обманывает этим своих врагов — [бесов], сам оставаясь для них неуязвимым. Как-то раз один из братьев претерпел унижение. Совершенно не тронутый этим в сердце своем и вознеся в душе молитву, он принялся оплакивать перенесенные унижения, скрывая собственное бесстрастие при помощи притворной страсти. Другой из братьев, которого вовсе нельзя было бы подвигнуть на председательствование, притворился, что очень о нем страдает. Как тебе изобразить чистоту того, кто вошел в блудилище, по видимости, для греха, а сам блудницу подвигнул к подвижничеству? Опять же, некто рано с утра принес одному молчальнику гроздь винограда; тот после ухода принесшего спешно бросился [к винограду] и съел его без удовольствия, чтобы представить себя бесам чревоугодником.
123
Ioamiis Climaci Scala Paradisi I I PG. V. 88, 1860, col. 1064.
А вот что рассказывает Исаак Сирин:
Иные добровольно навлекали на себя название непотребных, не будучи таковыми; другие же терпели именование прелюбодеями, тогда как они были далеки от этого… Они просили прощения у тех, кто на них клеветал, за те бесчинства, коих они не совершали… Другие, наконец, чтобы не прославляли их за жизнь в добродетели, которую они держали сокрытой, разыгрывали безумие ( ), будучи полны соли Божьей… Их совершенство было столь невероятным, что святые ангелы прославляли их стойкость [124] .
124
Isaac le Syrien. Oeuvres spirituelles / Tr. J. Touraille. Paris, 1981, p. 299. Латинский перевод см.: S. Isaaci Syri Liber de contemptu mundi// PG. V. 86. 1860, col. 832.
Первая история, специально посвященная симулянту в киновийном монастыре, — это легенда об Исидоре [125] (BHG, 958z—959; 1399х), вернее, о безымянной египетской монахине, которую позднейшая, притом латинская традиция окрестила Исидорой [126] и о которой повествует Палладий (V в.). Иногда эта легенда приписывалась Ефрему Сирину.
История выглядит так: в Тавеннисиотском монастыре (в Верхнем Египте) жила инокиня, которую все считали сумасшедшей, держали на кухне и подвергали всяческим издевательствам. И вот в обитель явился великий праведник Питирум: ангел сказал ему, что здесь живет та, которая святее его самого. Питируму предстояло узнать ее по короне на голове. Подвижнику показывают всех монахинь, но ни одна не подходит под описание. Питирум настаивает, что в обители должен быть еще кто-то. Монахи признаются: «У нас. есть еще сумасшедшая на кухне» (см. выше, с. 42). Наконец силой притащили «сумасшедшую», у которой голова была обвязана грязной тряпкой. Узнав «корону», Питирум пал ниц.
125
Кстати, она — единственная женщина во всем византийском юродском сонме. При том, что в античности, да и в западном средневековье именно женщина считалась находящейся ближе к безумию и служила смиволом безумия (Fritz J. — M. Le discours du fou au Moyen Age (XIIе—XIIIе s.). Paris, 1992, p. 88—91, 167), полное их отсутствие среди византийских, да и классических русских юродивых — составляет некоторую загадку, ср.: Rizzo Nero F. Percorsi di santita: versus // Bollettino delle badia greca di Grottaferrata. N. S. V. 35. 1991, p. 326.
126
Нет сомнений, что на средневековом Западе легенда об Исидоре дала толчок развитию сказки про Золушку, см.: Duffy J. Some Byzantine Narratives in the Alphabet of Tales I I www. cca. unimelb. edu. au/byznarr/abstracts. html.
Все монахини бросились поднимать Питирума. И говорят ему: «Авва, не срами себя, она безумна ». Питирум отвечал всем им: «Это вы безумны, а она амма мне и вам (так называют духовных матерей). И я молюсь о том, чтобы оказаться достойным ее в день Суда». Услышав эти слова, женщины пали ему в ноги, признаваясь в различных прегрешениях: одна — что выплескивала на нее помои, другая — что била ее кулаком, третья — что мазала ей нос горчицей, — все до одной рассказали о различных своих проступках [127] .
127
Соображение С. Поляковой, будто агиограф «по наивности или неосмотрительности… не замечает, что… дает неприглядную картину нравов монастыря» (Полякова С. Византийские легенды как литературное явление // Византийские легенды. Л., 1972, с. 257), не кажется нам обоснованным: эта картина создается сознательно, чтобы ярче показать сверхдолжный подвиг.
Но праведница убежала из монастыря [128] .
Хотя перед нами хрестоматийная история о раннем юродстве, множество раз привлекавшая внимание исследователей [129] , следует признать, что героиня Палладия еще не является юродивой в собственном смысле слова: тавеннисиотская монахиня всегда молчит (в греческой версии читатель даже не узнает ее имени), всеми силами сопротивляется тому, чтобы о ней узнали, — для этого потребовалось чудо; и даже когда Питирум требует ее к себе, она отказывается идти, так что приходится тащить ее силой. Она никому себя не навязывает, никого не провоцирует и выглядит как тихая помешанная. Исидора являет собой воплощенное смирение. Ведь такие добродетели, как отказ от тщеславия, смиренномудрие, послушание отнюдь не являются монополией юродивых, даже напротив, эти качества гораздо заметнее у «обыкновенных» святых. По словам Мишеля де Серто, Замарашка с монастырской кухни вне- находима, она вне всех конвенций, даже конвенции языка, Питируму не удается сделать из нее даже святую — она убегает от самого объективирования в каком бы то ни было качестве. Она — абсолют [130] . И все же ее отрешенность не безгранична — ведь иначе она удалилась бы от людей совсем. Нет, ей нужны зрители. И недаром де Серто, в противоречии с собственными построениями, вынужден признать, что в поведении этой житийной «Золушки» уже есть элемент провокации [131] .
128
The Lausiac History of Palladius / Ed. C. Butler. V. II. Cambridge, 1904, p. 98—100. Русский перевод см.: Византийские легенды / Пер. С. В. Поляковой. Л., 1972 (далее: Византийские легенды), с. 15—16. Бегство из монастыря с целью избежать поклонения не было исключительной чертой тавеннисиот- ской молчальницы — так же поступает св. Илария, причем лишь в сирийской версии жития (ср.: Wensinck A. J. Legends of Eastern Saints. V. 2. Leiden, 1913, p. XXVII, 54).
129
Boussel W. Der verborgene Heilige // Archiv fur Religions- wissenschaft. Bd. 21. 1922; De Cerleau M. Le silence de l’Absolu. Folles et fous de Dieu // Recherches de science religieuse. V. 67. 1979; Vogt K. La moniale folle du monastere des Tabennesiotes // Symbolae Osloenses. V. 62, 1987 etc.
130
De Cerleau M. The Mystic Fable. V. I. Chicago, 1986, p. 38—39.
131
Ibid., р. 39.