Блаженство по Августину
Шрифт:
Проницательно глядя на мать, Аврелий впервые задумался над тем, насколько вероисповедание и вера непосредственно связаны с познанием всякого сотворения и твари в предопределенном измерении Господнем.
«…Ты наказываешь людей за то, что они совершают по отношению к себе самим. Даже греша перед Тобою, они являются святотатцами перед душой своей, портя и извращая природу свою, какую Ты создал благообразною…»
Особого греха в нынешнем отношении матери к миру Аврелий не увидел, но отказать ей в душеврачебной помощи никак не мог. Как бы ни хотелось побольше времени уделять собственным
Относилась она теперь к сыну с безотчетным почтением. Не то что раньше, кичливо по-родительски полагая, яйца бишь курицу не учат. Еще как потомство наседку обучает, особенно, когда Бог заповедал рожать его в муках!
Вдобавок стоило Аврелию окреститься, как мать немедля признала в нем главу фамилии, кому следует подчиняться в существенных семейных вопросах. Например, ему было достаточно чуть-чуть намекнуть, чтобы Моника прекратила приглашать благочестивую вдову Эльпис к ним домой.
Теперь же сын обрел над ней главенство и старшинство в духовном отношении. Пусть ему вовсе того подчас не хотелось, но почасту выслушивать долгие материнские исповеди необходимо, чтобы помочь ей обрести хоть какую-то опору для душевного тела, неразумно пытающегося освободиться от утecняющих его оков плоти. Притом того же самого в ту пору потребовала и разумная мыслящая душа Аврелия Августина.
Аврелий точно не помнил: было ли то в Медиолане или уже в Остии, когда во взаимных исповедальных беседах они пришли к тому, что любое удовольствие, доставляемое телесными чувствами, осиянное любым земным светом, не достойно не только сравнения с радостями небесной жизни, но даже упоминания рядом с ними. Однако, возносясь сердцем и душою к Богу, они перебрали одно за другим все создания Его и дошли до самого неба, откуда светят на землю солнце, луна и звезды. И, войдя в себя, думая и говоря о творениях Господних и удивляясь им, приблизились к той стране неиссякаемой полноты, где Он вечно питает верующих пищей истины, где жизнь есть та мудрость, через которую возникло все, что есть, что было и что будет.
Сама по себе такая жизнь не возникает, а остается той, какова она есть, какой была и какой всегда будет. Вернее: для нее нет «была» и «будет», а только одно «есть», ибо она вечна. Вечность же не знает понятий «было» и «будет».
И пока они с пониманием рассуждали о вечной жизни и жаждали ее, им удалось чуть прикоснуться к ней всем трепетом их сердец. И вздохнули и оставили там начатки духа и вернулись к скрипу людского языка, к словам, возникающим и исчезающим.
«…Что подобно Слову Твоему, Господу нашему, пребывающему в Себе, не стареющему и все обновляющему!
Мы говорили: если в ком умолкнет волнение плоти, умолкнут представления о земле, водах и воздухе умолкнет и небо, умолкнет и сама душа, о себе не думая, умолкнут сны и воображаемые откровения, всякий язык, всякий знак и все, что проходит и возникает, если наступит полное молчание, если они, сказав это, смолкнут, обратив слух к Тому, Кто их создал, то заговорит Он Сам, один, не через них, а прямо от Себя. Да услышим слово Его, не из плотских уст, не в голосе ангельском, не
Если внимательно прислушаться к миру, то всё говорит: не сами мы себя создали, нас создал Тот, Кто пребывает вечно.
«Да услышим Его Самого! Без них, как сейчас, когда мы вышли из плоти и быстрой мыслью прикоснулись к Вечной Мудрости, над всем пребывающей.
Когда б такое состояние могло продолжиться, а все низшие образы исчезнуть, и она одна восхитила бы, поглотила и погрузила в глубокую радость своего созерцателя. Если вечная жизнь такова, какой была эта минута того постижения, о котором мы вздыхали, разве оно не то, о чем сказано: войди в радость господина Твоего?
Когда это будет, не тогда ли, когда все воскреснем, но не все изменимся?..»
Временные животные муки и преходящие радости жизни помогает преодолевать вера в изменение к лучшему всем исповедующим Бога живого. Поэтому Аврелий, пожалуй, без большой охоты, но с долготерпением принимал у Моники искренние женские признания, в значительной мере пребывал в ощущении ее исповедника, даже в определенной степени духовного отца.
Определенно, пришлось ему выслушать в подробностях о четырех неудачных беременностях, прежде чем родился первый здоровый ребенок — ее старший сын Аврелий.
Рассказала она, не стыдясь, и о пьянстве, каковой порок она приобрела в отрочестве, из озорства пробуя неразбавленное вино, какое разливала из амфор и подавала к родительскому столу. По ее мнению, все из-за того, что в детстве злобная нянька-старуха запрещала ей употреблять, невзирая на жгучую жажду даже воду — одно-другое питье не иначе как за обедом.
Вот в малолетстве Моника и пробовала пить вино вначале по капле, в продолжение перешла на киафы и даже больше. Трудно сказать, чем бы все кончилось, кабы ее не выдала родителям на расправу злонамеренная рабыня, ей помогавшая в винном подвале. Отец больно выпорол и молодую госпожу и пуще того прислужницу за то, что не донесла раньше.
Родительское внушение ненадолго подействовало. Но лишь до замужества в шестнадцатилетнем возрасте. Во время тяжких беременностей она снова принялась искать утешения в неразбавленном вине. И опять об этом ее пороке стало известно из-за болтливости другой служанки, возжелавшей рассорить ее со свекровью и мужем.
По счастью, Патрик все понял правильно и добросердечно, потому они перебрались в собственный дом, удалившись от его матери и ее злоязычных рабов. Мужу она дала честное слово вообще не прикасаться к вину и строго держалась того обещания до самого рождения Аврелия.
Потом эта порочная склонность к винораспитию то уменьшалась, то вновь возобновлялась с прежней тягой. Отрезвила же ее насовсем внезапная болезнь старшего сына. Тот чем-то тяжело отравился, наверное, когда ему было лет семь-восемь, или того меньше. Но чудесно выздоровел.
По словам Моники, подкрашивать воду вином она начала позднее, чтобы подать пример воздержанности едва ли не взрослому четырнадцатилетнему Аврелию, учившемуся тогда грамматике в Мадавре. Оно понятно, если его отец пытался найти нездоровое забытье в винных парах, разорившись в своих авантюрах на юге.