Блаженство по Августину
Шрифт:
— …Оттого Ветхий Завет в большей мере, а Евангелия в меньшей степени, собеседуют с большинством простых и слабых умов тем же языком как бы слабым для слабых, делая в то же время указание на нечто такое, что должен в свой черед разуметь тот, кто сокровенно обогащен Духом Святым и открытыми сокровищами общеобразовательных знаний. Как новое, духовное и познавательное, тождественно тому многое старое, историческое, выносит образованный человек из чтения Святого Писания.
Развивать посылку и впадать в дальнейшие пространные толкования епископ Амвросий Медиоланский,
«…Сам же преуспевай в Писании, которое не оставляет тебя в твоей слабости, а с материнскою предупредительностью замедляет для тебя шаги свои и говорит подобным языком для того, чтобы гордых пристыдить высотою, внимательных устрашить глубиною, взрослых питать истиной, а малых — лаской…»
А в книге пятнадцатой «О Граде Божием» запечатлена та же самая идея подлинной христианской экзегезы, весьма далекой от скудоумного буквализма:
«…Бог не раскаивается в каком-нибудь поступке, будто человек. Его суждение о всех вообще вещах так же твердо, как верно Его предвидение.
Но если бы Писание не употребляло таких выражений, оно не говорило бы так близко сердцу всякого пошиба людей, для кого оно предназначено быть соведателем, чтобы устрашать гордых, возбуждать нерадивых, упражнять исследующих и давать пищу понимающим. Этого оно не могло бы делать, если бы предварительно само не склонилось и некоторым образом не снизошло к слабым…»
В Медиолане не без благодетельного общения с Амвросием, слушал ли он его проповеди или изредка беседовал, Аврелий плодотворно усвоил, насколько аллегорическое толкование любых священных книг может стать чудесным душеспасительным духовным упражнением. Тем оно и разнится, отличается от обманного буквального прочтения, какое подчас убивает и здравый смысл, и верующую душу, и маломальские умственные способности тех, кто, находясь в плену обыденного словоупотребления, не в состоянии либо не дает себе труда уяснить пророческое богооткровенное значение сакральных текстов.
Ибо не буква, но дух животворит веру, направляющую умственный взор к истине. О чем епископ Августин спустя тринадцать лет после святого крещения не преминет не раз исповедально упомянуть с благодарностью епископу Амвросию:
«…Я сразу полюбил его, сначала, правда, не как учителя истины, но как человека ко мне благожелательного…
Я прилежно слушал его обращение с народом не с той целью, с какой бы следовало, а как бы присматриваясь, соответствует ли его красноречие своей славе, преувеличено ли оно похвалами или недооценено…
…Когда, снимая таинственный покров, он объяснял в духовном смысле те места Святого Писания, которые, будучи поняты буквально, казались мне проповедью извращенности, то в его словах ничто не оскорбляло меня, хотя мне еще было неизвестно, справедливы ли эти слова…
…Услышав правдоподобные объяснения многих мест, я понял, что под нелепостью, так часто меня в них оскорблявшей, кроется глубокий и таинственный смысл.
По своему общедоступному словарю и совсем простому языку оно есть Книга-Библия для всех и заставляет напряженно думать тех, кто не легкомыслен сердцем; оно раскрывает объятия всем и через узкие ходы препровождает к Тебе, Господи, немногих. Их, однако, гораздо больше, чем было бы, не вознеси Писание на такую высоту свою авторитетность, не прими оно такие сонмища людей всвое святое смиренное лоно…
…Особенно подействовало на меня неоднократное разрешение загадочных мест Ветхого Завета. Ведь прежде их буквальное понимание меня убивало.
Услышав объяснение многих фрагментов из этих книг в духовном смысле, я стал укорять себя за то отчаяние, в которое пришел когда-то, уверовав, будто бы тем, кто презирает и осмеивает Закон Божий и Пророков, противостоять вообще нельзя…»
Что неложно, можно и должно авторитетно противопоставить врагам истинной веры и Церкви Христовой, Аврелий Августин начал малым-мало понимать, благополучно переубедив собственных учеников в неправомерности и подложности материалистических манихейских верований.
Притом действовал он себе на благо, не без пользы, истинно по-учительски, когда обучая, учится и учитель. Ибо наставляя других, никогда не следует забывать, как учить себя самого.
Действительно и достоверно: необходимо тройственное единое понимание, какое начинается со слабоосмысленного телесного восприятия, переходит в рассуждение душевное, откуда открывается путь к духовному разумению. Такова диалектическая триада: тезис, антитезис, синтез — во благословении Пресвятой Троицы во имя Отца, Сына и Святого Духа.
В истинном познавательном мнении, чтобы подняться, изначально следует спуститься к примитивам, оригиналам и элементам. И далее из глубины двигаться вперед и вверх от простейшего первичного к сложнейшему объединенному, от царств земных к Царствию Небесному. Если дедукция нам заповедана свыше, то индуктивное приближение к истине, предопределенное познание вероятны и возможны, становясь по мере присносущeго развития очевидными мыслительными достижениями человеческого разума в его многообразном приложении к бытию.
В бытность в Медиолане, — к мысли вспомнилось Аврелию, — они с Амвросием как-то раз достаточно пространно разговорились о развитии общечеловеческого понимания, о поступательном движении-прогрессе, какое приводит к новому постижению мироздания в виде смены религиозного осознания реальности-бытия. (Говорили, натурально, на латыни с вкраплением необходимых греческих слов.)
Тем самым на смену устаревшему язычеству прогрессивно пришло христианство в образе культуры-возделывания человеческой нивы и взращивания нового человека, взыскующего Царства Божия, будь то на небесах или на земле. На то и молитва «Отче наш», заповеданная Спасителем от причины прогрессивно к следствию.