Бледная Холера
Шрифт:
Все ведь потратит на эту суку...
— Какую суку?
Данусю от нее уже трясло, и неудивительно... Эта зараза ведь привяжется как репей, выдоит его до конца, а на раздел хрен у него что останется...
— Что за зараза? Нет, это я спрашиваю, Иоанна только слушает... Что ты сказала? Ничем не могу помочь, я должна все повторять!
И тут Дануся начала как-то косо на нее посматривать... А Ева строчит-заливается, она, мол, этого
— Что это значит?
Ну, она так выразилась. Тут вид у Дануси совсем странный сделался... В это мгновение в дверях появился Томаш... Ева вскочила, кофе не допила, прервала на полуслове... Помчалась за ним...
— Понимаю, вы остались...
А Дануся сказала, что Ева — дура и гонится за двумя зайцами сразу. Уже ведь отыскала было поклонника, но он ее бросил... Но невестке она не простит и брата в покое не оставит....
— И ушла? Как это — ушла?
Я резко замахала рукой. Мартуся, конечно, не кинозвезда, а я не известный режиссер. И все-таки не надо повторять вчерашних промахов.
— Они знают, как ее настоящая фамилия? — прошипела я.
Мартуся услышала, понимающе взглянула на меня, повторила мой вопрос. Нет, Иолька не знала, а насчет Дануси уверенности у нее не было.
— Рассказать ей?
Я кивнула.
Иолька не слишком удивилась, она с самого начала сообразила, что Ева Май — сценический псевдоним. Просто настоящая фамилия ей была ни чему, ни сотрудничать с дамочкой, ни прописывать ее у себя она не собиралась. Если бы не дружеские отношения с Мартусей, Иолька и говорить бы ни с кем не стала. Содержание разговора она повторила целиком, если надо, можно и еще потрепаться, но только вечером, когда Дануся забежит к ней после работы выпить пива.
— Зачем ты хотела, чтобы я сообщила ей фамилию? — поинтересовалась Мартуся, закончив разговор.
Ради Гурского, — нехотя призналась я. — Пусть радуется.
— Но он же и так знает.
— Пусть все в Кракове узнают. А то Ева Май, Ева Май! Ничего не май. И не ноябрь.
— А, понятно. Фамилия Бучинская не особо благозвучная...
— Мне бы самой со всеми переговорить... Только я в это дело не вмешиваюсь. С паном Теодором я всегда успею встретиться, а его жену пусть допрашивают без меня. Я за всю жизнь с ней словечком не перекинулась. Нет, вру, была как-то у них в гостях, семнадцать лет назад, сразу после свадьбы, и сказала ей «здравствуйте», «очень рада» и «до свидания».
— Не может быть! Она что, выгнала тебя из дома?
— С ума сошла? Она просто исчезла из поля зрения, а я мило поболтала с паном Теодором. Потом она мелькнула у меня перед глазами, когда я уходила. И все. Знаешь, пока я слушала ваш разговор, мне пришло в голову...
Тут я смолкла. Нет, сперва надо привести мысли в порядок.
Мартуся вспомнила, что ждет Тадека.
— Ну! Говори же! Вот-вот Тадек приедет! Где, кстати,
— О Еве...
— То есть о Бледной Холере. Надо быть последовательными.
— Об этой дуре. Неужели она была свидетелем преступления? Не могу поверить. Может быть, она и прошла через сад, может, и была знакома с Тупнем, может, это она его впустила, открыв дверь изнутри...
Я снова замолчала, внезапно осознав, что для меня и Мартуси в этом дурацком телефонном разговоре про Еву ничего странного не было. Все было абсолютно понятно. А вот что почерпнет из него Гурский?
— Ты скажешь наконец что-нибудь определенное? — разозлилась Мартуся.
— Я подумала, что, когда пан Теодор выталкивал Тупня, он не мог долго возиться с ключами и просто захлопнул дверь...
— Послушай, почему ты постоянно величаешь Теодора «паном»? Никто другой этой чести не удостаивается.
— Не знаю. Возможно, потому, что лет двадцать пять тому назад он был моим начальником. Недолго, правда. Наверное, с тех пор этот «пан» к нему и прилип. Подходящее для него обращение, кстати. Возвращаясь же к дуре Еве...
— Холере, — педантично поправила меня Мартуся.
— Ладно, к Холере. Не может быть, чтобы у нее на глазах порешили Тупня, а с нее как с гуся вода. Никакой реакции. Не отмороженная же она совсем! Не присутствовала она при убийстве! Дура-то она дура, но провалов в памяти за ней пока не наблюдалось. Ты только себе представь...
— И не подумаю.
— А я попытаюсь. Как это Бледная Холера ни словечка не проронила после убийства? Она же отслеживает имущество супруга как собака-ищейка! Ей не пришло в голову, что убийство может повредить пану Теодору? У бывшего мужа дома лежит труп, а она весела и беззаботна? Так можно потерять все! Нет, я отказываюсь верить, что Ева хоть что-то знает о преступлении! До сих пор я считала, что главный свидетель — она. Теперь — нет.
— А ведь ты, пожалуй, права! — согласилась Мартуся. — Сегодня вечером еще раз поговорю с Иолькой, как только вернусь в Краков. Вытяну из нее все, что знает. Ведь Бледная Холера явно горазда языком молоть, а про убийство в доме бывшего мужа ни гугу! Слушай, а тебя не смущают все эти совпадения?
— Какие совпадения?
— Ну я про Доминику, подружку Малгосиной дочки Зузы, и ее хахаля Кшиштофа. Тут Кшись, там Кшиштоф. И он бросил Доминику ради какой-то бабы в возрасте...
Я призадумалась.
— Не знаю даже.
— Да знаешь ты, знаешь все! — заорала Мартуся. — Ведь если кочерыжка бросила его ради карьеры...
— Это только предположение. Стечение обстоятельств. Но даже если все так, я только рада. Променять такого парня, как Кшись, на рвотный порошок в лице Тупня? Хотя так ей и надо! Особенно если учесть, что Тупень мужик был жадный и с деньгами расставался с большим скрипом. А она возомнила о себе...
— Откуда ты знаешь, что он был жадный?
— Это всем известно.