Блеск и будни
Шрифт:
— Идет. — Он вытащил пистолет из-за пояса. — Это я взял на время из стола вашего отца. Надеюсь, он не рассердится.
— Он придет в ярость.
— Пожалуй. И, думаю, что ему не очень понравится, когда он узнает, что вы уехали со мной. Где стоят лошади?
— Вон там.
Она провела его к задней части дома, где располагалась конюшня на восемь стойл, рядом с каретным сараем. Эмилия отворила дверцу одного стойла. Во тьме захрапел конь.
— Мы оседлаем Синнамону и Занзибара, — шепнула она Адаму. — Синнамона — это моя кобыла, а Занзибар — конь отца. Обе
Они быстро оседлали двух прекрасных скакунов, потом провели их вокруг дома к деревянным воротам, выходившим на улицу. Адам вскочил на Занзибара, держа пистолет в правой руке.
— Порядок, — шепнул он. — Открывайте ворота. Мы встречаемся на рассвете в Барракпоре.
— Поворачивайте направо и скачите к реке. Знаки укажут вам дорогу. Удачи!
— Она нужна нам обоим. И все же с вашей стороны безумство пускаться на это.
— Я никогда в жизни не получу большего удовольствия.
Она подошла к деревянным воротам, приподняла толстый засов, которым они закрывались, и отворила одну створку ворот. Адам пришпорил Занзибара. Конь рванулся вперед, застучав копытами по мостовой. Адам знал, что его пистолет однозарядный, и надеялся сразить Азимуллу одним выстрелом. Когда он несся вскачь мимо оторопевшего от неожиданности индуса, он выстрелил, но попал лишь в плечо.
Азимулла, схватившись за плечо, взвизгнул что-то на хинди. Адам низко пригнулся, несясь во весь опор по улице. Он вспомнил, как он лихо скакал еще мальчиком на йоркширских торфяниках, но тогда его не преследовали кровожадные индусы. Он оглянулся назад. Все бадмашесвскочили на коней, за исключением Азимуллы, и пустились в погоню, на ходу стреляя из ружей. Адам повернул на перекрестке и пустил коня в такой аллюр, в каком не скакал еще ни разу в жизни. Занзибар проявил себя отлично. Адам даже подумал, что если он останется в живых, то постарается купить такого редкостного скакуна.
В предрассветные часы Калькутта только начинала просыпаться. Летя опрометью в направлении площади, Адам увидел торговцев, которые расставляли свои рыночные навесы на базаре. Он проскочил через эти навесы, рассыпав кошелки и опрокинув столики. Торговцы возмущенно загорланили, размахивая кулаками. Потом он понесся по узким улицам и, наконец, выскочил к реке Хугли и к главной дороге, ведущей на север. Увидев знак с названием «Барракпор», он вонзил каблуки в бока Занзибара и как ветер понесся в этом направлении.
На востоке начинала заниматься заря.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Подготовьте бумаги о предоставлении вольной всем моим рабам. — Лиза стояла перед камином в гостиной особняка на плантации «Эльвира». — Я освобождаю всех зависящих от меня людей. Они получат достойную оплату, если захотят остаться здесь и работать на меня. Но на плантации «Эльвира» с рабством будет покончено.
Оба Девре, Билли и Клемми, удивились. Дело происходило два дня спустя после похорон Джека Кавана. Лиза прелестно выглядела в черном траурном
— Какой замечательный поступок, — сказала она, улыбаясь.
— Я хорошо все обдумала, — продолжала Лиза, — и пришла к заключению, что смогу наладить на этой плантации работу, используя свободный труд. Может быть, и некоторые другие рабовладельцы поймут, что существует альтернатива рабству.
— Но я должен напомнить вам, Лиза, — вмешался Билли, адвокат Джека, — что речь идет о разбазаривании больших капиталов, возможно, о полумиллионе долларов! Огромной суммы денег!
— Деньги не имеют значения, — заявила Лиза, которая удивилась, когда Билли зачитал ей завещание Джека после похорон. Там было написано, что он оставил ей в наследство более трех миллионов долларов, оглушительную сумму для того времени. — И я отказываюсь относиться к людям как к финансовому капиталу.
— О, Лиза, просто не могу высказать, как я счастлива слышать это от вас! — воскликнула Клемми. — Это такой благородный поступок.
— Ну, в какой-то степени выподали мне пример тем, что освободили своих собственных рабов.
— Да, но их у меня было всего несколько человек, а вы освобождаете более трехсот.
— И именно это обстоятельство создает проблему, — заметил Билли, который тоже поднялся со своего стула и подошел к высокому, из трех рам окну, чтобы посмотреть на моросящий дождь.
— Что за проблема? — спросила Лиза.
— То, что вы освобождаете сразу очень многих, — ответил Билли, повернувшись к ней. — Этого испугаются другие рабовладельцы. Послушайте, Лиза, у вас есть право иметь свои собственные политические убеждения, так же как и у нас. Но Джек был одним из виднейших рабовладельцев Юга, а теперь таким рабовладельцем стали вы. Если вы сразу освободите столько рабов, то другие рабовладельцы просто помрут от страха.
— Почему же?
— Вы начнете создавать рынок свободного труда, а это значит, что вы начнете раскачивать лодку, возможно, порождать новые идеи не только в головах рабовладельцев, но и самих рабов. Если вольную своим рабам начнут давать другие, то тогда упадет стоимость других рабов. Может быть, лично вас не сильно затронет потеря денег от освобождения рабов, но другие рабовладельцы ощутят это очень болезненно, и они вас возненавидят.
— Они уже меня возненавидели после того, что я сказала во время бала. Пусть эти узколобые идиоты ненавидят меня еще сильнее. Мне было бы стыдно, если бы я им понравилась.
— Но ваша репутация как дамы…
— Ха! Как будто у меня она хорошая. Не думайте, что я не знаю, что тут говорят обо мне: что я была наложницей Наполеона и Бог знает что еще. Глупые кошки.
— Они говорят не только это.
Молчание.
— Что вы имеете в виду?
Билли взглянул на жену.
— Скажи ей, Клемми.
Клемми Деври отрицательно покачала головой.
Лиза напряглась.
— В чем же дело? Скажи мне, Клемми.
— Не хочу повторять такую грязь.